ВЕГЕНЕР ПРОБИВАЕТСЯ К АЙСМИТТЕ

Трое саней пробивались к Айсмитте.

Об этих днях Лёве вспоминает:

«Медленно-медленно подвигались мы вперед. 7 октября мы дошли до 160-го километра, 8 октября до 165-го километра, 9 октября до 170-го километра... Дорога была плохая. Удивительно, с какой ловкостью ехавший впереди Расмус различал почти совсем занесенные снегом флаги, от которых оставался всего какой-нибудь клочок в квадратный сантиметр на небольшом, едва отличимом от других, сугробе. Ехать вперед было почти невозможно. Собаки первых саней проваливались, утопали по брюхо в мягком, как пыль, снегу. Следующие сани продвигались немного лучше, пока их полозья шли по следам передних саней. Но при смутном свете уже сумеречных дневных часов иной раз бывало трудно точно придерживаться этих следов, и едва только сани соскальзывали в сторону от твердого наста, как они со своим грузом в двести пятьдесят килограммов тотчас же увязали в мягкой пыли до самой перекладины. Приходилось отчаянно работать, чтобы снова направить их, причем работавшие увязали в снегу по колено. Наконец сани опять трогались с места, но уже через несколько минут опять застревали в бездонном снегу».

На ледниковом щите становилось все холоднее. Термометр показывал теперь постоянно -40 градусов. Дул сильный ветер. Одежда вся пропиталась сыростью. Не было возможности просушить как следует даже перчатки и меховые сапоги.

Вегенер тревожился за своих спутников. При таком ветре и холоде недолго отморозить лицо, ноги, руки. Сам он чувствовал себя очень утомленным.

На 200-м километре партия расположилась лагерем. Было решено немного передохнуть. Но короткий отдых не вернул сил ни людям, ни собакам. Выступать после отдыха было особенно трудно. Сбруя и постромки спутались, собаки отказывались слушаться хозяев.

Чтобы собаки не могли грызть сбрую, путешественники завязывали им морды. Но от этого у животных образовались раны. Теперь они не давались в руки, кусались. Пришлось отказаться от этой меры. Тогда собаки начали усиленно пожирать сбрую. Решили на время отдыха ее снимать. Это принесло новые неприятности. В поисках съедобного голодные животные стали забираться в палатку. Мучительно трудно стало впрягать собак. Пока впрягали их в сани, подтягивали сбрую, приходилось то и дело забегать в палатку, греть руки.

Работы были распределены между всеми участниками партии. Вегенер убирал палатку и варил еду. На Лёве и Расмусе лежала забота о собаках. Вегенер поднимался раньше всех и принимался стряпать. Когда завтрак был готов, он будил товарищей. В этом трудном путешествии ученый заботился о своих спутниках как старший о младших. Не забывал он и о научных наблюдениях. Часто на стоянках доставал свой дневник и делал записи. Писать приходилось, конечно, карандашом. Чернила при такой температуре замерзали.

24 октября партия достигла 335-го километра. Здесь было решено опять разбить лагерь. Вегенер считал, что именно здесь не сегодня-завтра должна произойти встреча с Георги и Зорге, если те, выполнив свое обещание, покинули 20 октября станцию Айсмитте.

Установив палатку и накормив собак, путешественники вышли на воздух. Они все смотрели и смотрели на восток - не появятся ли там Георги и Зорге. Но никого не было видно. Над белой пустыней поднялась такая же белая луна. Сани, собаки и палатка лежали черными тенями под усеянным звездами небом.

Вегенер был задумчив. Ему вспоминались опыты с лунными кратерами, споры со сторонниками вулканической гипотезы. Как много еще в науке неизвестного! Вот перед ним белая пустыня. Она совсем близко, не то что Луна. Но ведь и она покрыта тайной. Люди даже не знают, что за земля лежит подо льдом, по которому они едут.

В этот вечер он долго беседовал с Лёве. Расмус старался понять, о чем говорит ученый. Иногда Вегенер останавливался и, как мог, переводил и растолковывал ему свои слова. Он говорил о своей вере в разум и доброе сердце человека, в то, что человек все познает и поймет. Гордо звучали эти слова в безмолвной ледяной пустыне, странно и радостно было слышать их от человека, которому каждый день грозила смерть.

Вегенер говорил и о том, что необходимо сохранить Айсмитте. Если Георги и Зорге согласятся остаться на станции, он, возможно, вернется в Шейдек. Там предстоит столько работы! Если же Георги и Зорге покинут Айсмитте, он сам вместе с Лёве проведет там зиму. Лёве был согласен. И Вегенер, забыв о том, что до Айсмитте еще длинный и тяжелый путь, с увлечением рассказывал о работах, которые проведет в центре ледникового щита...

Они ждали на 335-м километре два дня. Георги и Зорге не появлялись. Тогда решено было пробиваться к Айсмитте.

«Дальнейший путь,- вспоминает Лёве,- превратился в «бегство вперед»... С 335-го километра мы шли, имея собачьи пайки всего на два с половиной дня. Температура с этого времени держалась постоянно около -50 градусов. Средние температуры последних дней от 26 до 30 октября были все ниже -50 градусов. Пар от дыхания сейчас же замерзал в маленькие ледяные кристаллы... Таким образом, наш караван постоянно бывал окутан облаком в километр длиною.

Всякое длительное прикосновение к чему-либо было неприятно, неприятно было разбивать палатку в темноте, неприятен был ночной дождь из инея в палатке. Мучением было распутывание постромок, что приходилось делать голыми руками и зубами. Мучительно было распределять корм собакам. Пеммикан, содержавший в себе воду, был тверд, как камень, и его едва можно было разрубить топором. Сильно сдавшие от мороза собаки, к тому же не получавшие достаточного питания, постоянно старались по ночам ворваться в палатку.

Но в палатке, где даже и при горевшем примусе царил ледяной холод, было неуютно... Вегенер был изумителен по той энергии, с которой он вставал по утрам первым, по той ловкости, с которой он умел избегать обморожений, хотя и работал по большей части голыми руками. Расмус тоже превосходно держался в таких трудных обстоятельствах. Если б он не ехал впереди, то мы были бы совершенно не в состоянии гнать собак вперед по морозу против ветра. У него же собаки бежали безостановочно. При этом почти вся поклажа лежала теперь на его санях...»

На этих страницах дневника Лёве забывает только о себе. А ему приходилось тяжелее всех: он отморозил пальцы на руках. Вскоре потеряли чувствительность и пальцы ног. Вегенер каждое утро и вечер целыми часами массировал ноги и руки Лёве. Но было уже поздно. Кровообращение не восстанавливалось. Руки ныли, на ноги было больно ступать. Однако Лёве не жаловался и работал наравне со всеми.

Положение становилось все труднее и опаснее. 28 октября скормили собакам последнюю порцию пищи. Голодные животные не хотели двигаться дальше. Пришлось снять с саней даже то, что было необходимо в пути - остатки продовольствия и керосина.

30 октября Вегенер по обыкновению проснулся первым. В палатке стоял ледяной холод. Согреть ее было невозможно, нечем было разжечь примус. В старом мешке нашлось лишь немного кровяного пудинга. Они съели его, разогрев на сухом спирту.

Вышли из палатки на воздух. Термометр показывал -52 градуса. Стоял туман. В такую погоду легко сбиться с пути, лучше не двигаться, переждать.

Но они не могли ждать. Стоило им остановиться, и они умерли бы от голода или замерзли. Да и до Айсмитте. было уже недалеко. И они поехали - впереди Расмус, за ним Вегенер, последним Лёве...

В это утро Георги и Зорге по обыкновению встали очень рано. Позавтракав и проведя необходимые наблюдения, устроились в своей пещере и принялись за работу. Неожиданно они услышали над головами шуршание саней. Зимовщики выбежали на воздух. Перед ними стоял Расмус Виллумсен, за ним Вегенер и Лёве.

Георги и Зорге отвели товарищей в пещеру, стащили с них обледеневшие шубы. Несколько минут все молчали. Вегенер, Лёве и Расмус в полном оцепенении сидели в пещере. Она казалась им теплей и прекрасней всех домов на земле. В ней было только пять градусов мороза!

Потом начались рассказы. Веггнер, Лёве и даже Расмус наперебой рассказывали о своем путешествии. Георги и Зорге не переставали удивляться. Было просто невероятно, что трое людей сумели пробиться к Айсмитте при температуре -50 градусов и сильном встречном ветре. Это произвело впечатление чуда, в это трудно было поверить.

Вегенер, который в последние дни пути выглядел усталым и обессилевшим, был сейчас совершенно здоров, бесконечно весел. Казалось, сорокадневная тяжелая поездка нисколько его не утомила. Он был счастлив: Айсмитте, его любимица Айсмитте жила, работала, действовала! Георги и Зорге не мерзли в холодной палатке, они удобно устроились в своей пещере (удобство, конечно, очень относительное), они согласны остаться здесь на всю зиму. Вегенер гордился своими товарищами.

Расмус тоже чувствовал себя хорошо. Плох был только Лёве. Здесь, в пещере, ноги у него совсем разболелись. Осмотрев их, Георги закутал Лёве в спальный мешок, велел не двигаться.

День, когда путешественники прибыли на Айсмитте, превратился в настоящий праздник. Они ели, пили кофе, разговаривали. Вегенер попросил Георги и Зорге немедленно рассказать ему о проделанной работе. Все, о чем они сообщили, записал в свой дневник. Пока пили кофе, он то и дело вскакивал, потирал руки, говорил с восхищением:

- Как здесь уютно! Как здесь уютно!

Потом опять взялся за дневник и несколько часов делал в нем какие-то записи.

Вечером Вегенер стал обсуждать с товарищами экспедиционные планы на будущий год. В план экспедиции входило одно пересечение Гренландии - к Восточной станции Скорсбисунну. Вегенер предложил пересечь остров в двух местах. Он просил Георги и Зорге составить подробный список снаряжения, которое потребуется для экспедиции. Он был полон надежд, планов, замыслов.

В эту ночь в маленькой фирновой пещере было теснее и теплее, чем обычно. В ней спали все пятеро путешественников.

На следующий день, когда первая радость встречи прошла, Вегенер задумался. Как быть дальше Лёве, Расмусу и ему самому? Остаться на зиму в Айсмитте или возвращаться назад? Идти назад опасно. Ну, а если остаться? Но на пятерых в Айсмитте может не хватить продовольствия. Собак у них мало, все они ослабли, выбились из сил. Значит, надо сидеть здесь, в Айсмитте. Но как оставить Западную станцию без руководителя? Там предстоят большие работы. Его там ждут. А Лёве? Что делать с ним? Ноги у него отморожены, он не сможет пройти четыреста километров.

Вегенер взвешивал все «за» и «против», советовался с товарищами. Как быть? Оставаться или идти?