Вместо пролога

В небольшом служебном кабинете их было двое. Сидели они напротив друг друга за столиком, примыкающим к большому письменному столу. На стене, справа от них, висела небольшая коричневая грифельная доска с едва различимыми контурами полустертых цифр, а слева, в углу на тумбочке, находился телефонный пульт. На нем то и дело вспыхивали разноцветные огоньки, призывая снять телефонную трубку, но собеседники не обращали на них никакого внимания.

Главный конструктор С. П. Королев принимал у себя в Кзвестнейша обычно продолжалось меньше. Настойчивый телефонный звонок, "кремлевский", заставил их прерваться. Королев встал, обошел письменный стол, взял трубку.

Вишневский не слушал, о чем говорил по телефону Королев. Он молча и с нескрываемым удовольствием рассматривал своего нового друга: огромный красивый лоб словно специально вылеплен скульптором, чтобы подчеркнуть незаурядность этого человека. Черные почти прямые брови над широко расставленными карими глубоко сидящими глазами. По глазам Королева всегда можно было судить о его настроении, он ничего не таил в душе. Вот и сейчас его глаза, еще секунду назад бывшие добрыми и смеющимися, вспыхнули неистовым огнем. Резко очерченные губы жестко сомкнулись, и уголки их как бы опустились на выдвинутый вперед упрямый подбородок. Королев молча слушал говорившего. Лицо его в этот миг выражало крайнее напряжение. Кажется, собрав все внутренние силы, он сдерживал себя, чтобы не взорваться.

- Ясно, понял, - наконец с трудом выдавил Сергей Павлович и повесил трубку. Долго молчал, потом через силу улыбнулся. - А вы говорите, не волнуйся. Все звонят в ЦК, жалуются на несговорчивого Королева. Вот и приходится гнуться... ради дела. - Достал из пиджака небольшую жестяную трубочку, хорошо знакомую многим, вытряхнул на широкую ладонь белую таблетку валидола, положил в рот.

- Неужели так уж нужен космос? Именно сегодня, черт побери, - с некоторым раздражением воскликнул Вишневский, - когда кругом, извините меня за наивное суждение...

- К сожалению, вы не единственный.

- Кругом нехватки... Хлеба не хватает. Понимаю, подъем целинных земель... затраты окупятся. Видимо, нет другого выхода, как осваивать новые земли. Но космос?

- Вы правы, Александр Александрович, - как можно спокойнее ответил Королев. - Кругом нехватки. Но согласитесь, они могут вырасти в самых различных областях жизни до непредсказуемых размеров. Это как запущенная болезнь. Она прогрессирует, и медицина оказывается бессильна с ней бороться. И наступает летальный исход.

- Но ежедневный естественный уход из жизни даже тысяч людей - восполняется, - не согласился Вишневский. - Ученые- демографы убеждены, что в двухтысячном году население на планете достигнет чуть ли не десяти миллиардов человек.

- В этом вся суть вопроса. Каждого надо накормить, напоить, обуть, одеть, дать пищу для души и где-то расселить. Мы почему-то забываем или не хотим помнить, что наша планета имеет ограниченные размеры и, в общем-то, не велика. Это значит, кладовая земли содержит невосполняемые конкретные запасы полезных ископаемых. Уже сейчас нам не хватает угля, нефти, железа и так далее. Одних больше, других меньше. Но наша цивилизация расходует их варварски, забывая, что им когда-то наступит конец. Человечество ведет себя крайне беззаботно. Оно напоминает мне безумца. Желая обогреться, он ломает на дрова стены собственного дома. А лес - рукой подать. Но ехать за ним не хочет. А теснота! Считается, что в конце двадцатого века плотность населения на квадратный километр суши составит около сорока человек, а еще через двести лет - 1370. Муравейник...

- Лес - это небесные тела, Сергей Павлович?

- Да, космос с его небесными телами. Там неисчислимые запасы необходимого для землян. Еще вчера они были сказочно далеки от нас. Но сегодня мы не только разумом, но и руками дотянулись до них... Внеземная индустрия, использование солнечной энергии. В этом я вижу единственный путь сохранения и дальнейшего развития человеческого рода...

- И это все сегодня, завтра? - не сдавался Вишневский.

- Да! Но это не только мои мысли. Великий Циолковский об этом мечтал. Жить и не думать о завтрашнем дне - преступно. Я только робкий последователь его. Мы сделали пока даже не шаг, а полшага на пути, освещенном его гением. Но это движение - безгранично.

- Все это так, - со вздохом ответил Вишневский. - Вы думаете о благе всего человечества. Я грешный, забочусь о конкретном человеке, попавшем ко мне в клинику. Я ближе к земле.

Вишневский машинально, скорее по привычке, взял руку Королева...

- Э, да у вас пульс чуть ли не сто... Многовато, Сергей Павлович, для одного разговора. Волнение - очень опасная штука. Чрезвычайно...

Будто прочитав мысли своего друга, Королев как-то тихо, боясь, что врач может сказать всю правду, спросил Александра Александровича:

- Сколько я могу еще прожить с таким мотором? - и приложил свою небольшую руку к груди.

- О чем это вы, Сергей Павлович? Да пошутил я. С вашим сердцем, - академик попытался успокоить Королева, - вы еще нам столько ракет сконструируете.

- Мне бы десятка лет хватило, - не дослушав Вишневского, словно попросил Королев. - Всего десяток... от силы пятнадцать, ведь столько замыслов.

- Сергей Павлович! - оборвав неприятную для обоих беседу, заговорил Вишневский. - Я приехал к вам с нижайшей просьбой. Не откажете?

- Хотите заполучить место на ракете для каких-либо приборов? А, я угадал, Александр Александрович?

- И это было бы неплохо. Но просьба моя другого свойства. Вашим конструкторским бюро создаются уникальные точные приборы. Они, на мой взгляд, вершина современного научно-технического прогресса. У вас тут в конструкторском бюро, видимо, не один Левша трудится. Вот если бы вы помогли сделать нам для института хирургии кое-какие инструменты, приборы. Будем весьма благодарны.

Сергей Павлович, по привычке теребя подбородок, перебирал в уме специалистов, которые могли бы оказаться полезными медицине. Подсчитав свои возможности, повернулся к Вишневскому.

- Стоит подумать. Да к тому же и от нас требуют, чтобы мы, как и любое другое предприятие страны, помимо космической техники, разрабатывали бы еще и так называемые "изделия массового потребления". Но вы ведь наверняка хотите иметь что-то уникальное, а не холодильники, которые делает Иван Алексеевич Лихачев у себя на заводе, так ведь, Александр Александрович? Что вы хотите заказать для начала?

- Искусственное сердце, - как можно невозмутимее ответил Вишневский, не спуская глаз с Королева.

- Сердце?! - В глазах конструктора вспыхнуло безмерное изумление, граничащее с неверием. Королев взглянул на хирурга и понял, что тот не шутит. - Ну, знаете ли, Александр Александрович, сам люблю пофантазировать, но чтобы так, - развел руками Королев. - По силам ли нам это?

- Полно, Сергей Павлович! Вся ваша работа доказывает, что человеческому разуму многое по силам. Разве можно было мечтать еще несколько десятков лет назад об искусственном спутнике Земли? А он вот - летает! Сердце же, если рассматривать его не с поэтической, а с научной точки зрения, то оно... просто насос, очень сложный и очень надежный. У нашего соотечественника Шурали Муслимова оно трудится без ремонта больше ста шестидесяти лет. Я верю, что можно создать искусственное сердце...

Наступила долгая пауза.

Сергей Павлович представил трехсоттонную космическую ракету, поднявшую в космос первый искусственный спутник Земли, и рядом человеческое сердце, маленький кусочек живого тела, весом всего в пятьсот граммов.

"А почему бы и нет, черт возьми! Искусственное сердце, так же как и космические ракеты, возможно. Нужен только точный расчет. Ну а это мы умеем. Ребята в КБ смышленые, сразу схватят суть. Надо попробовать", - подумал Королев.

- Так как, Сергей Павлович? - не выдержал затянувшейся паузы Вишневский.

- Подумаем, Александр Александрович. Но дело нужное. Кому-то же надо начинать. - И тут же пошутил: - Первое ваше сердце для меня. Не смущайтесь, не смущайтесь, Александр Александрович. Не слишком хороши мои дела, я знаю. Много в жизни было и хорошего и плохого. В общем, я почти доволен. Но, повторяю, лет десять мне все-таки еще надо. Лучше пятнадцать. Так что договорились: первое мне, на себе и испытаю.