Глава первая

Наступила долгая осень 1938 года с частыми дождями и ранними заморозками. Тюрьма на колесах, обшарпанный вагон с металлическими решетками на окнах и дверях увозил Королева все дальше и дальше от родного дома, в неизвестность. Один за другим оставались позади пересыльные пункты, менялись конвоиры, передавая из рук в руки, словно вещи, заключенных, неизменно выделяя из разношерстных по "заслугам" арестованных, его, Королева, "врага народа". И во время следствия в Москве, и на пути к месту отбывания срока заключения Королев в полную меру испытал на себе всю бесправность и унижения человеческого достоинства. Но больше всего истощало мозг, жгло душу сознание судебной несправедливости, предвзятость и надуманность обвинения в участии в "...контрреволюционной троцкистской организации" и этот ярлык - "враг народа".

"Нет, готов выдержать все, но смириться с клеветой - никогда, - скрипел зубами от негодования Королев, - никогда!"

Поезд перевалил через Урал, потом обошел Байкал, нырнул в тайгу и вырвался из нее, оказавшись на Дальнем Востоке. Все ближе Колыма. Один из лагерей Главного управления лагерей (ГУЛАГ) НКВД - уже ждал его руки и еще не растраченные физические силы.

Принимая Королева, лагерный лейтенант, сверяя по списку фамилию, назвал его Каралевым, причем сделал ударение на втором слоге.

- Королев, - поправил Сергей Павлович.

- У нас на могилах фамилий не ставят, - огрызнулся лейтенант, - шагай, шагай веселее.

Королев не сдавался.

В августе, октябре 1938 года, в апреле 1939-го - он отправлял в Москву письма с просьбами пересмотреть дело. Они остались без ответа. 15 октября 1939 года он отправил Генеральному прокурору СССР заявление: "Вот уже 15 месяцев, как я оторван от моей любимой работы, которая заполнила всю мою жизнь и была ее содержанием и целью. Я мечтал создать для СССР, впервые в технике, сверхскоростные высотные ракетные самолеты, являющиеся сейчас мощным оружием и средством обороны..." Следствие "проводилось очень пристрастно, и подписанные мною материалы были вынуждены у меня силой и являются целиком и полностью ложными, вымышленными моими следователями... Я вырос при Советской власти и ею воспитан. Все, что я имел в жизни, мне дала партия Ленина - Сталина и Советская власть. Всегда, всюду и во всем я был предан генеральной линии партии, Советской власти и моей Советской Родине... Прошу пересмотреть мое дело и спять с меня тяжкое обвинение, в котором я совсем не виноват. Прошу Вас дать мне возможность снова продолжать мои работы над ракетными самолетами для укрепления обороноспособности страны..."

В эти годы за облегчение трагической участи Королева боролись депутаты Верховного Совета СССР, знаменитые летчики В. С. Гризодубова и М. М. Громов. Причастен к этому благородному порыву двух замечательных людей и авиаконструктор А. Н. Туполев, сам находившийся за тюремной решеткой в стенах Центрального конструкторского бюро (ЦКБ), созданного Народным комиссариатом внутренних дел (НКВД). В этом закрытом ЦКБ оказался не по своей воле не только Туполев, но и арестованные в разное время по навету "враги народа" - несколько групп знаменитых в авиационном мире конструкторов, инженеров. В их числе - В. М. Петляков, В. М. Мясищев, Р. Л. Бартини и другие. В Москве, на улице Радио, для них переоборудовали в тюрьму семиэтажное здание, выделив комнаты для жилья, конструкторской работы. И, конечно же, необходимый для подобного типа "учреждения" охранный персонал. По замыслу организаторов ЦКБ, такая мощная конструкторская служба могла в короткие сроки создать новые образцы машин, которые летали бы выше, дальше и быстрее зарубежных самолетов.

И специалисты работали не за страх, а за совесть, понимая, - дело их необходимо стране, и свято веря, что скоро разберутся и убедятся в их невиновности.

А. Н. Туполев, недовольный тем, что из-за нехватки авиационных специалистов задерживается доработка пикирующего бомбардировщика, настоял на том, чтобы к нему перевели несколько инженеров, конструкторов и технологов, находящихся в тюрьмах и лагерях. В список Андрей Николаевич включил и своего бывшего дипломника, а затем и сотрудника ЦАГИ Сергея Павловича Королева. Однако решающее значение в повороте судьбы конструктора к лучшему все же имело крупное политическое событие. Сталинское руководство, чтобы уменьшить народную напряженность, вызванную беззакониями и массовыми репрессиями, сняло с поста наркома внутренних дел Ежова и назначило вместо него Берию. Исправляя "ошибки" предшественника, новый нарком приступил к частичному пересмотру дел. В числе их оказалось и дело Королева. В 1939 году Особое совещание НКВД заменило Сергею Павловичу ярлык "члена антисоветской контрреволюционной организации" на "вредителя в области военной техники". Десятилетний срок заключения сократили на два года.

Так в начале 1940 года в ЦКБ в группе Туполева появился еще один "зэк" Сергей Павлович Королев.

Сергея Павловича, привезенного под охраной, встретил комендант, отвел в комнату на десять человек, указал железную кровать, выдал постельные принадлежности. Королев начал устраиваться, потом прилег отдохнуть. После дощатых нар постель показалась ему пуховой, и он заснул.

- Извините, пожалуйста, - разбудил его негромкий голос. - Вас просит Главный конструктор.

Сергей Павлович тяжело поднялся с кровати. Вошедший, а это был молодой сотрудник ЦКБ - Сергей Егер - впервые увидел стоящего перед ним человека. Худой, большеголовый, с землистым цветом лица, Королев показался инженеру куда старше своих тридцати трех лет. Из глубины синеватых подглазий на него взглянули карие печальные глаза. Он, Королев, словно извиняясь, что не вовремя прилег отдохнуть, вялым простуженным голосом пошутил:

- Очень устал. Еще два-три месяца, и я бы не выдержал колымского "курорта". Спасибо, в Хабаровске подлечили...

Сняв со стула поношенный пиджак, надел его, потом неторопливо оправил помятую кровать, представился:

- Королев Сергей Павлович.

- Сергей Михайлович, - ответил Егер, кляня себя, что не догадался представиться первым, и торопливо протянул руку новому знакомому, - зовите просто Сергей.

- А вы давно здесь? - поинтересовался Королев.

- Давно, но об этом вечером. Сейчас - столовая, а потом к Андрею Николаевичу. Я провожу вас...

По дороге Сергей рассказал, что сейчас ведутся работы над пикирующим бомбардировщиком - 103. Приказано сдать самолет Государственной комиссии не позднее января следующего, 1941 года.

Первая встреча с Туполевым не принесла радости. Учитель показался каким-то тихим, замкнутым. Взглянув на Королева, Андрей Николаевич как-то виновато улыбнулся, будто говоря: видишь, при каких обстоятельствах встретились мы.

- Пойдешь в группу крыла. К Борису Андреевичу Саукке. Надо работать! Время не ждет. - Вот все, что сказал учитель ученику...

В воскресенье, 22 июня 1941 года, Сергей Павлович Королев спустился с пятого этажа огромного семиэтажного здания на улице Радио в помещение, где размещалось конструкторское бюро А. Н. Туполева.

В большом светлом зале стояло несколько кульманов. Королев любил размышлять в полной тишине. Сергей Павлович подошел к своему рабочему месту. Взял резинку, стер с ватмана след карандаша. Проектирование третьего варианта нового бомбардировщика Ту-2 двигалось быстро. Но Главный конструктор этого самолета А. Н. Туполев тем не менее был недоволен. Ему хотелось как можно быстрее запустить машину в серийное производство.

Часа через полтора Королев почувствовал, что устал. Еще раз взглянул на ватман, прижал покрепче угловую кнопку. Нет, чертить больше не хотелось. Сказывалось напряжение последних двух месяцев: работали почти без выходных.

Сергей Павлович подошел к окну, перекрытому металлической решеткой. Взялся рукой за холодный металл. С улицы веяло прохладой. Июнь в этом году стоял в Москве холодный, температура выше семнадцати градусов не поднималась. Редкие солнечные дни уступали стойким нудным дождям, наводившим тоску на невольных обитателей ЦКБ. Но и сегодня солнце, пробившись сквозь тучи, нет-нет да и обдавало город желанным теплом и светом.

Сергей Павлович Королев не заметил, как быстро и бесшумно вошел Борис Андреевич Саукке, начальник бригады крыла, с которым Королев успел подружиться. Увидев задумавшегося сотрудника, Саукке подошел к нему, поздоровался.

- А вы чего здесь, Сергей Павлович? Да еще в такую рань? Я, по-моему, дал сегодня всем день отдыха!

- Что-то не так получается, Борис Андреевич. Вот я и пришел.

Саукке внимательно посмотрел на чертеж.

- Долго думаете, Сергей Павлович, - упрекнул Борис Андреевич. - В августе начнем строить, а вы? Все, пересчитывайте нагрузки. Завтра вместе посмотрим, - и, понизив голос, добавил: - Сообщаю по секрету: Андрею Николаевичу сегодня разрешили встречу с женой. Кажется, тучи проходят. Сейчас на работе, просил зайти.

"Может, и нас скоро минует беда", - словно искра вспыхнула в голове Королева. Вспыхнула и в то же мгновенье погасла.

- Вы устали, идите-ка в "обезьянник", пока солнце, подышите свежим воздухом, - посоветовал Саукке и ушел.

"Обезьянником" заключенные иронически называли часть плоской крыши здания, обнесенную со всех сторон высокой металлической сеткой и напоминавшую вольер для животных. "Кабэшники", как сотрудников ЦКБ называли надзиратели, любили это место. Любил бывать тут и Королев, а потому охотно воспользовался советом старшего товарища и поднялся в "обезьянник". Но там ни души. Только на столе два воробья отчаянно дрались из-за крошек хлеба, специально оставленных для них. При виде человека они вспорхнули и полетели. Королев долго с завистью смотрел за их свободным полетом, пока глаз не заметил вынырнувшего из-за горизонта звена легких самолетов. Они плыли над Москвой, пересекая ее с востока на запад, и вскоре скрылись за крышами соседних домов. Королев невольно залюбовался Москвой, раскинувшейся во все стороны и, казалось, не имевшей ни конца ни края... Он мысленно прошел по ее улицам, площадям и вернулся на улицу Радио... Вокруг, невдалеке, все так знакомо. Слева сияющие вдали купола кремлевских соборов, справа - зеленый островок - Лефортово. Прямо, внизу, зеркальная лента реки Яузы. Видится и золотистый крест Елоховского собора, почти рядом родная "Бауманка". Королев взглянул вниз, там, по улицам и улочкам, текла людская волна, многоцветная от ярких одежд. Может, где-то идут сейчас, взявшись за руки, Ксана и Наталка, не знающие, что он тут, недалеко от них. И тоска по дому навалилась на него всей тяжестью... Вдруг Сергей Павлович вспомнил... Тогда, в 1938 году, стоял также июнь, и, кажется, случилось все это в воскресенье.

...Отдаленный рокот моторов спешившего на запад звена самолетов, да к тому же нагрянувший сильный дождь отвлекли Сергея Павловича от воспоминаний, и он вернулся в КБ, к ватману.

Королев снова придирчиво взглянул на чертеж крыла. "Скорость и дальность", - невольно повторил он требования Главного конструктора самолета. Многолетний опыт авиационного инженера позволял ему точно определять ту важную роль, какую играет каждая деталь крыла. Чем лучше аэродинамические и прочностные качества его, тем выше скорость самолета и больше дальность его полета. Сергею Павловичу не нравилась принятая еще до него конструкция одного из элементов крыла-нервюры. Она казалась ему несколько громоздкой. В голове конструктора вырисовывался более совершенный вариант несущего силового набора всего крыла. Туполев всегда требовал: "минимальный вес и максимальная надежность". Новую туполевскую машину, Королев понимал, ждут с нетерпением. Она существенно усилит военно-воздушную мощь страны. Он знал, первый опытный самолет поднялся в воздух, как и требовалось, 29 января этого года. Теперь срочно его дорабатывали, готовя к серийному выпуску. Небольшой, оснащенный двумя мощными моторами Микулина, изящный по своим формам, пикирующий бомбардировщик поднимал три и даже четыре тысячекилограммовых бомбы, имел две скорострельные пушки и крупнокалиберные пулеметы, при этом машина рассчитывалась на большую скорость - свыше 630 километров в час и дальность полета более 2000 километров. Для успешного выполнения поставленных боевых задач на 103-м устанавливалось самое современное по тому времени аэрорадионавигационное оборудование.

Но тут из раструба уличного репродуктора, установленного во дворе ЦКБ, началась передача последних известий. Королев оторвался от ватмана, подошел к окну, чтобы лучше слышать.

Дикторы не торопясь начали свой обычный рассказ о том, чем живет страна. Вначале они процитировали статью "Народная забота о школе", помещенную в "Правде", потом назвали несколько передовых предприятий, досрочно выполнивших полугодовой план. Королев с интересом прослушал несколько сообщений из разных городов о подготовке к 100-летию со дня смерти Лермонтова. Узнав о начавшихся в Москве гастролях киевского театра имени Франко, подумал, что, наверное, мать и Ксана пойдут на спектакль без него... Сергей Павлович с трудом заставил себя не думать о доме.

Пошли сообщения из-за границы. Германия воюет с Англией... Фашисты оккупировали Францию... Война идет в Африке и в Средиземном море. Япония оккупирует часть Китая...

Из громкоговорителя полилась народная песня, но внезапно оборвалась. В то же мгновение раздался взволнованный голос:

- Заявление Советского правительства...

...Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление...

Королев по голосу, по манере говорить, чуть заикаясь, узнал В. М. Молотова, заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и наркома иностранных дел.

- Сегодня в четыре часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы, во многих местах подвергли бомбежке со своих самолетов наши города Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие...

...Враг будет разбит, победа будет за нами. Наше дело правое, - закончил Молотов.

Наступила бездонная гнетущая тишина. Королев бессильно прислонился к стене и стоял, словно оглушенный. В висках стучало, сердце учащенно билось.

Сердце... После колымской каторги оно все чаще давало знать о себе. Королев почти постоянно чувствовал свой "моторчик". Нет, оно не болело в обычном смысле слова, в лекарствах вроде бы не нуждалось. Но щемящее чувство тревоги, какой-то непредвиденной опасности не покидало Сергея Павловича. Часто ночами он прислушивался к своему сердцу. "Ну что ты так стучишь? О чем предупреждаешь? Что еще может произойти со мной?" - думал он. И вот оно. Казалось, что нет больше беды, которая настигнет его, Сергея Королева. Вот о чем ты меня предупреждало. "Беда так беда, у всей страны беда, у всего народа", - Сергей Павлович не заметил, как заговорил вслух.

Конечно, о возможности нападения Германии Королев думал и раньше. Но умом признавая это, он все-таки где-то в глубине души верил, что удастся избежать или по крайней мере оттянуть начало войны, пока страна, оборонная промышленность, армия и весь народ не будут к ней готовы.

"А на что, собственно, надеялись? - спросил себя Сергей Павлович. - Фашисты будут ждать? Нападение японцев на дружественную Монголию... Немецкое вторжение в Польшу... Провокация белофиннов под Ленинградом... Все это звенья одной цепи. С Германией есть договор о ненападении. Его заключили еще в августе 1939 года. Ну хоть покой на западных границах обеспечили на 22 месяца..." Размышления Сергея Павловича прервались шумом хлопающей двери. В КБ собирались сотрудники. В подавленном настроении сидели молча у кульманов, ждали Туполева. Вскоре он пришел. Бледный и решительный. Таким его давно уже не видели. И очень медленно и внятно, делая небольшие паузы между фразами, сказал:

- От нас Родина ждет бомбардировщика. И как можно быстрее, - и повторил свое каждодневное: - Время не ждет, надо работать.

И люди работали. Работали без сна и отдыха, работали не щадя себя, забывая о своем особом положении. Работали без громких слов, для Родины, для победы. Они знали - стране, как никогда, нужны их самолеты, их бомбардировщики. Нужны быстро.

Враг шагал по нашей земле, и остановить его не удавалось. Красная Армия отступала под натиском 170 отборных германских дивизий. У фашистов, набравшихся военного опыта, больше, чем у нас, самолетов, танков, другой военной техники. На их стороне экономическая и военная мощь союзников и покоренных стран. Но советские люди верили, что победят, что выстоят в этой, казалось, неравной борьбе. Не первый раз враги хотели завоевать нашу землю и не первый раз народ давал им сокрушительный отпор.

Вся страна поднялась на защиту Отечества. Начали проводиться в жизнь мобилизационный народнохозяйственный и военнохозяйственный планы на 1941 год. Главное в них - перемещение производительных сил СССР в восточные районы страны - в Поволжье, на Урал, Западную Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан. Планы предусматривали развитие уже имеющихся и создание новых предприятий для производства авиамоторов, самолетов-штурмовиков, истребителей, бомбардировщиков.

В начале июля А. Н. Туполеву отдали приказ подготовить конструкторскую группу для эвакуации за Урал. Такой же приказ получил и директор авиазавода, прославленный летчик А. В. Ляпидевский. Вскоре стало известно, что эвакуируют их в Омск. В короткий срок сотрудники КБ и рабочие завода демонтировали и погрузили в вагоны и на железнодорожные платформы все оборудование самолетостроительных цехов, опытные образцы машин, обширную документацию к ним, материалы, чертежные доски, светокопировальные установки, бумагу, все, что могло понадобиться на новом месте.

Как-то при погрузке оборудования к Королеву подошел человек, лицо которого Сергею Павловичу показалось знакомым.

- Здравствуйте, не узнаете? Я Хромов. Не помните? Я в ЦАГИ работал, когда вы практику проходили.

- Столько лет прошло, но я вас сразу вспомнил, вы были первым, кого я там встретил.

- Выходит, вместе поедем, я с авиазаводом эвакуируюсь.

- А я с КБ.

В Омск прибыли в конце месяца. Сразу же приступили к монтажу оборудования в цехах еще недостроенного завода сельскохозяйственной техники. К зиме авиазавод должен начать сборку самолетов из деталей, привезенных из Москвы. Вскоре в КБ Туполева влился коллектив конструктора А. А. Архангельского, давнишнего его друга и соратника. Дела пошли быстрее.

Сергей Павлович работал наравне со всеми. И грузчиком, и чертежником, и строителем, и конструктором. Но первые недели войны его беспокоила одна мысль: "Свое ли дело я делаю? На месте ли я? Много ли тут от меня пользы Родине? Здесь смогут и другие, а я летчик, мое место на фронте".

И вот в один из августовских дней он направился в кабинет к А. Н. Туполеву, к тому времени уже освобожденному из заключения.

Андрей Николаевич тепло относился к своему бывшему "дипломнику", всегда отмечал его трудолюбие и ответственность. За время пребывания Королева в Особом техническом бюро Туполев еще лучше узнал его и оценил.

- Слушаю тебя, - чуть приподняв массивную голову над листом ватмана, сказал Туполев.

- Война, Андрей Николаевич.

- Знаю. И что?

- Хочу проситься летчиком на фронт, если доверят, - начал было Королев, но его резко прервал Туполев.

- А кто будет строить самолеты? - конструктор выпрямился во весь рост и в упор посмотрел на стоящего перед ним инженера. - Я один? Ты не первый. Уже пятнадцать таких, как ты, стояли здесь, - не то с раздражением, не то с одобрением сказал Андрей Николаевич. И после паузы: - Мне уже звонили из Москвы. Приказали ускорить строительство бомбардировщиков. Началось строительство третьего варианта. А ты? Делать, что ли, нечего. Пойдешь в группу технологов, там людей не хватает. - И жестко бросил. - Иди, работай, наш фронт сегодня в цехах!

Королев вернулся к себе. На прикроватной тумбочке лежало письмо, прижатое алюминиевой кружкой, невесть каким путем попавшее сюда. Узнал по почерку - от матери. "Дома все хорошо, - писала мать. - Я верю в твои творческие силы и в твою нравственную чистоту. И верю в то, что судьба тебя хранит, и моя вечная мысль, витающая вокруг тебя, где бы ты ни был... Слава богу, что ты работаешь у Туполева. И верю в твою счастливую звезду. Встречалась с Громовым и Гризодубовой. Поблагодарила их. Они просили передать тебе привет. Ксана с утра до вечера в клинике. Хочется, чтобы твой порыв к творчеству получила бы от тебя в дар и маленькая Наташа".

Мать и жена писали теплые, ободряющие письма. Королев нередко ловил себя на мысли, что раньше часто был несправедлив к ним.

"Жаль только, что Ксана не написала ни словечка. Наверное, не успела. Она тоже загружена работой, - успокаивал он себя. - Хотя бы несколько слов о Наташке, о моей доченьке. Ведь большая уже, седьмой год. Как и где она теперь будет учиться?"

Вести с фронта шли нерадостные. Враг почти у самой столицы. Все эвакуированные в Омск москвичи тяжело переживали эти известия. Ведь почти у всех в Москве остались родные.

А тут еще и в КБ и на авиазаводе не все ладится. Многие квалифицированные рабочие ушли на фронт. Их места в заводских цехах заняли женщины и подростки. И хотя работали они самоотверженно, не уходили из цехов даже в минуты отдыха, их еще многому предстояло научить. Людей не хватало.

Но недоставало и электроэнергии, цветных металлов и многого другого. А бомбардировщик так необходим Красной Армии! Его ждали на фронтах, он должен взлететь как можно скорее.

На очередное производственное совещание пришел А. Н. Туполев вместе с А. В. Ляпидевским. Это вызвало небольшое удивление у собравшихся. Знали - Туполев не любил многословных и многолюдных совещаний, предпочитал в случае необходимости приглашать к себе небольшие группы специалистов. Видимо, произошло что-то непредвиденное.

Внешне конструктор казался спокойным, только необычный блеск глаз, да руки, не находившие себе места, выдавали его волнение.

- Что говорить, сами все понимаете. Нужны дела. От нас фронт ждет самолеты. Не просто самолеты, а лучше тех, что мы имеем. Мы обязаны построить такие машины, чего бы нам это ни стоило. Наша армия вынуждена временно оставить немалую часть территории. А там запасы полезных ископаемых. Мы уже ощущаем нехватку цветных металлов. Дюраль, где это возможно, следует заменить деревом и бакелизированной фанерой, бронзу, где только можно, - сталью, олово - чем хотите. Надо всемерно сократить длину электропроводов. Это ведь тоже медь и олово.

- Эта задачка и для нас, - шепнул Королеву главный технолог Лещенко. - Многое придется пересмотреть. А отказываться от привычного...

Помолчав немного, глубоко вздохнув, Туполев продолжал:

- Не все пpостo и с установкой отечественных реактивных снарядов РС-132. Ими мы сможем усилить штурмовое вооружение нашей машины, разместив под каждым крылом по пять таких снарядов.

Еще раз напомнив, что модернизированный самолет Ту-2 должен выйти в серийное производство как можно скорее, А. Н. Туполев словно отдал приказ:

- В конце декабря машина должна быть в воздухе.

Наступила тишина. Все понимали важность сказанного сейчас.

- И вот еще что. Рабочих рук не хватает. Все, кто может трудиться, обязаны это делать. - Повернувшись к Архангельскому, добавил: - Александр Александрович, возьмите это дело на себя. - И еще раз повторил: - Все, кто из эвакуированных сможет быть полезен нам, обязаны работать. Не то время, чтобы хлеб даром есть.

- Пришли ко мне две школьницы - циркуль же держать не умеют, - усмехнулся Саукке.

- Учить. Всех учить. Война не на один год, - потребовал Туполев. - Каждый из нас - учитель. Прошу не жалеть на это ни времени, ни средств...

- В вечернюю смену пацаны засыпают, - раздался голос.

- В ночное время давать ребятам дополнительный перерыв, - посоветовал Туполев. - Неплохо бы для них организовать сладкий чай.

- Ростом-то от горшка два вершка.

- Чего смеяться-то. Слава богу, что помогают, - вступился за ребят мастер заготовительного цеха Хромов. - Можно из отходов деревянные подставки сделать. А насчет нехватки рабочих рук скажу так: завтра моя жена Евдокия выйдет на работу.

Королев ушел под огромным впечатлением от выступления Туполева. В нем, как всегда, не было привычных для других начальников громких слов, назидательных ноток, призывов к чему-то вообще. Ясно, что Туполев делился своими сокровенными мыслями, говорил конкретно о наболевшем, как бы советовался со своими товарищами, оттого слова его доходили до сердца каждого.

Сергей Павлович вспомнил сейчас своего давнего друга по учебе в Киеве - Михаила Пузанова, человека, много повидавшего в жизни. Михаилу Пузанову он был обязан многим, даже своим переводом в Москву. Вот бы он сейчас повторил свое любимое: "Если всем миром навалимся - ничто не устоит".

Ночью не спалось, вспоминал сегодняшнее собрание. "Ну почему раньше так мало интересовались нашими предложениями по ракетному самолетостроению. Ведь мы их начали в ГИРДе. Да и потом, в РНИИ. Добились продолжения этих работ. Столько задумано! Если бы тогда не прервали, если бы..." Мысль эта не давала покоя.

В технологическом отделе Королев работал с присущим ему увлечением. Он всегда любил новое дело, оно обогащало его знания и опыт. Знакомства с цехами ему не понадобилось. Ведь достраивали корпуса всем коллективом, едва выгрузившись из эшелонов. Но все-таки поразился, увидев уже неплохо налаженное производство. Стеклились окна, устанавливались чугунные печки-времянки, завод готовился к зиме. От всего вокруг веяло какой-то обжитостью, будто все здесь давно и прочно. То тут, то там висели написанные наспех "молнии", прославляющие ударников труда. На специальных щитах - номера местной газеты "Омская правда" с ночным сообщением Совинформбюро о положении на фронтах. В каждом цехе - радиорепродуктор. Их, как правило, никогда не выключали.

В цехах уже заметили, что появился новый человек, который любит поговорить о делах с мастерами, рабочими, что-то записывает, хронометрирует, обещает помочь... Так и сегодня. Побеседовав со специалистами, отвечающими за сборку крыла, и, убедившись, что отклонений от документации нет, Королев пошел к себе в конструкторское бюро, где было и их, заключенных, житейское пристанище. На выходе, у проходной завода, Королева, как всегда, ждал конвойный Аким Коротких. Недоучившийся студент с крайне плохим зрением, он тяготился своей службой и исполнял ее кое-как. Это облегчало участь Королева. Между ними установились необычные для заключенного и конвоира отношения: Королев называл солдата просто Аким, а тот его не иначе как Сергей Павлович.

Королев задержался возле Доски почета, стал читать новые фамилии, недавно появившиеся на ней, и не заметил, как подошел Хромов, коснулся плеча. После эвакуации из Москвы они не часто встречались. Сергей Павлович давно проникся уважением к этому неторопливому человеку - ветерану отечественного самолетостроения. Он пришел в ЦАГИ в 1918 году прямо из Красной Армии. Приобрел новую профессию и на всю жизнь остался ей верен.

В свое время с Михаилом Васильевичем, как рассказывали, за руку здоровались основатели ЦАГИ Н. Е. Жуковский, С. А. Чаплыгин. Уважением пользовался кадровый рабочий и у Туполева.

- Давно тебя не видел, Сергей, - взглянул в лицо Хромов, подумал про себя: "Похудел, как-то осунулся, глаза потускнели. Что-то, видимо, случилось? Зря спросить раньше не решался". - Пойдем ко мне, посидим, - и легонько подтолкнул инженера в спину, - расскажешь, как работается.

Деревянная, сколоченная бог весть из чего, конторка оказалась внутри уютной. На стене висела карта с отмеченным на ней положением на фронтах. Возле стола несколько ящиков вместо стульев. На небольшой железной почке, которую только истопили, весело попыхивал чайник.

- Погрейся, Сергей. Едва октябрь начался, а на улице холодина, как в позднюю осень. Одно слово - Сибирь.

Разделся и Хромов. Молча разлил в кружки кипяток, достал из шкафчика тонюсенький кусочек сала, разрезал его пополам, разломил на равные части ломоть хлеба, подвинул к Королеву.

- Перекусим немного.

Какое-то необъяснимое чувство доверия питал Королев к этому пожилому мастеру. Его ненавязчивое участие грело душу, располагало к себе. И хотя Хромов ни о чем не спрашивал, Королеву вдруг страшно захотелось рассказать сидящему перед ним человеку все, все... К удивлению Сергея Павловича, Хромов многое знал о нем: о ГИРДе, о ракетах и даже читал его книгу "Ракетный полет в стратосфере". Знал, почему его оторвали от любимого дела, почему оказался вне стен Реактивного института. Михаил Васильевич слушал Сергея внимательно, мелкими глотками пил чай.

- Все полетело прахом! - с болью закончил Королев. - Все! - И умолк.

Молчал и Хромов, понимая, как тяжело Сергею Павловичу. Долго сидели, не произнося ни слова. Мастер теребил узловатыми пальцами подбородок, посматривал на Королева.

- Вот что, Сергей, давно хочу тебе сказать. Ты гнись, но не ломайся. Гнись и гни свою линию.

Совет старшего товарища показался Королеву настолько неподходящим, что он готов был возмутиться, уже пожалел, что разоткровенничался.

- Не в моем характере гнуться, - и решительно встал, чтобы уйти.

- Не сердись, может, я не так сказал. Послушай меня до конца. Я ведь давно тебя знаю. Ты мужик настоящий и головастый. Ради большой цели люди, как бы тебе сказать, гнулись, да еще как. Но только ради большой цели. И так, чтобы не сломаться. А потом разогнешься. Это ничего, нестрашно.

- К чему клоните, Михаил Васильевич? Могу сказать о себе только, что "служить бы рад, прислуживаться тошно".

- Опять не понял ты меня, Сергей. Ты помнишь самый первый цельнометаллический самолет Туполева? А я не забываю тех дней. Двадцать лет назад конструктора чуть с потрохами не слопали. Отказался от дерева, фанеры, ткани. Решил построить весь самолет из металла! Большинство специалистов на высоких постах, видать и не глупых, посчитали задумку Андрея Николаевича бредовой. Да и многие из нас, рабочих, тоже привыкли к дереву. Надо переучиваться, а кому это охота. Не простая это штука.

- Да то ведь была техническая революция в авиации! Все пришлось пересматривать: и принципы конструирования, и технологию производства, - оживился Королев.

- Но главное, Сергей, - металл понадобился. Легкий, да к тому же и прочный. А где его взять? Так к чему я все это тебе говорю, Сергей? Андрей Николаевич цепко дрался за свою идею. Но где надо гнулся, ой как гнулся, чуть не до земли. Это с его-то самолюбием и гордостью. Потому что не о себе думал, а о деле. Спасибо, Серго Орджоникидзе поддержал. Потом АНТ-4 - наш первенец. А когда Валерий Чкалов через Северный полюс в Америку махнул, все на свое место встало. Теперь вот мыслим, как самолет в непробиваемую броню одеть, да при этом чтобы машина скорость и маневренность не утратила... Таким должен быть наш бомбардировщик, его теперь Ту-2 величают! Так что ты своих замыслов не бросай, думай, прикидывай. Да старайся быть поближе к сегодняшнему дню, Сергей. И не забывай: после ночи обязательно день настанет, - и, внезапно переменив тему разговора, спросил:

- Писем-то из дома давно не получал? Как там Москва-то? Немцы все прут и прут.

Самолет Ту-2 давался коллективу КБ нелегко, как всякая новая машина. Правда, удалось собрать несколько образцов машин. Но каждый раз требовательный А. Н. Туполев и его летчики-испытатели находили новые возможности улучшения летных качеств бомбардировщика.

Королев как губка впитывал в себя все новое, что появилось в авиастроении за последние годы. Впитывал, не теряя надежды, что приобретенный опыт ему пригодится. Сергей Павлович всегда смотрел вперед, в будущее. Мысль о создании реактивного самолета не покидала его. Реактивный нужен. И не просто самолет, а реактивный самолет-перехватчик. А пока хорошо бы придать ракетное оружие туполевскому самолету, причем мощнее реактивных снарядов.

Как-то утром, в комнате, где работал Сергей Павлович, зазвонил телефон. Ему не хотелось отрываться от важного расчета - пришла мысль о замене обычных бомб крылатой управляемой ракетой-торпедой. "В этом случае, - размышлял Королев, - летчик мог бы наносить точный удар по цели издалека, не подвергаясь опасности со стороны средств вражеской противовоздушной обороны". Королев приподнял трубку и бросил на рыжачок. Но в ту же секунду звонок загремел с еще большей настойчивостью. Сергей Павлович нервно схватил трубку.

- Ну что там? - и после долгой паузы удивленно повторил: - Меня? Ляпидевский? Пропуск заказан? - Королев внимательно взглянул в трубку, откуда раздавался голос, словно хотел увидеть говорившего по телефону. Осторожно положил ее на рычаг и начал быстро убирать все бумаги в ящик стола.

- Я Королев! - войдя в кабинет Ляпидевского, представился Сергей Павлович.

Из-за стола вышел коренастый человек, с крупной головой, обильно посыпанной на висках сединой. На гимнастерке поблескивала Золотая Звезда Героя. Директор завода окинул взглядом вошедшего. Все на нем сидело ладно: и выцветшая от многих стирок гимнастерка, накрепко перепоясанная ремнем, и синие выглаженные брюки галифе, и начищенные кирзовые сапоги. Лицо показалось знакомым. "Не тот ли Королев, о котором среди авиационников еще до войны ходили разные легенды, связанные с ракетами и космическими кораблями", - подумал Ляпидевский. Но, решив не вдаваться в мирные воспоминания, пригласил Королева пройти и указал рукой на кресло, стоявшее вплотную к письменному столу директора.

- Так вот, тов... - и, странно поперхнувшись на таком привычном слове "товарищ", директор продолжал, не заметив, как передернулось лицо его собеседника: - Так вот, Сергей Павлович, - решительно добавил он: - Андрей Николаевич рекомендует вас заместителем начальника сборочного цеха, где идет работа по Ту-2. Грамотных и толковых инженеров не хватает. Не скрою, вашу кандидатуру утвердили не сразу. Были сомневающиеся, можно ли вам доверить такой ответственный участок. Но сейчас вопрос решен.

Королев от неожиданности привстал. Дыхание перехватило. За одну секунду множество мыслей пронеслось в голове: "Это большое доверие. А ответственность? Одного только оборудования в цехе... Малейшая неудача... Но разве он не знает дела? Нет, он должен справиться. А риск - ну что ж, не привыкать... Предлагают живое дело... А это - вклад в победу, с которой связаны все мечты и надежды... шаг к реактивному самолету-перехватчику..."

- Ну что, Сергей Павлович, вы раздумываете? - спросил Ляпидевский.

- Я согласен, - четко сказал Королев. - Только как меня примут в цехе... А без доверия...

В эту минуту в кабинет Ляпидевского без стука вошел высокий человек, явно штатский, в хорошем сером костюме с резко выделявшимся на белоснежной рубашке, серебристом в полоску галстуке. Ляпидевский взял вошедшего под локоть, подвел к столу.

- Вот вам, товарищ Италинский, и заместитель. Знакомьтесь. Сергей Павлович Королев.

- Лев Александрович, - подавая руку, назвался начальник цеха. - Прошу в цех. Дел - невпроворот.

Дни не побежали, а помчались. В цехе сразу обратили внимание на настырного зама, вникавшего с необычайной дотошностью в инженерные дела, быстро решавшего все вопросы.

Свою каждодневную работу Королев начинал с заготовительных цехов. Следуя совету своего добровольного наставника Михаила Васильевича Хромова, везде завязывал узелки дружбы, неизменно повторяя: "Вы нас не подведите. Наш цех - зеркало всей вашей работы".

Появляясь в том или ином цехе ранним утром, Сергей Павлович заинтересованно наблюдал, как заводские "закройщики" по специальным шаблонам вырезали будущие детали фюзеляжа, вели раскрой металлических листов для обшивки. В механическом цехе работали в основном вчерашние мальчишки и девчонки, сменившие у станков своих отцов и братьев. Стоя у токарных станков, они из стальных прутьев и трубок нарезали болты и гайки. Несложная, но очень нужная работа.

Досконально разобравшись в делах, Королев с согласия начальника составил четкий план работы каждого подразделения, фактически каждого из ста пятидесяти работающих. Правой рукой Сергея Павловича стал руководитель технологической группы цеха Михаил Трайбман, смекалистый, энергичный и трудолюбивый двадцатишестилетний специалист. Он с полуслова понимал заместителя Италинского, хорошо зная свое дело. Миша, как по-дружески сразу стал называть его Королев, мог дать и разумный совет. Сергей Павлович же поставил перед ним такую задачу:

- Фюзеляж как-нибудь сколотим, прочный и надежный, но без начинки - оборудования, за которое отвечаешь ты, - он, что консервная банка. Так что составь для себя и для меня график получения всего необходимого и не ленись, выбивай все у смежников. И вот что: каждую деталь, как бы она незначительна ни была, прежде чем поместить в фюзеляж, семь раз проверь, поставь, еще семь раз проверь. Надежность - главное. В машине летчику жить. От всех требуй особой тщательности. Я вмешиваться не стану. Но вот когда закончишь монтаж оборудования всего - от радионавигационных систем до наружного освещения самолета, - спрос будет жесткий и с тебя одного, Миша.

Сергей Павлович требовал неукоснительного выполнения раз и навсегда установленного порядка, но в процессе работы сам вносил много предложений, улучшающих качество узлов и деталей. Обычно он говорил сотрудникам: "Если у вас что-то не получается, приходите ко мне, вместе найдем решение вопроса. Но не выжидайте: невыполнение того или иного задания - самое страшное, особенно в настоящее время, когда дороги каждый час, каждая минута".

Дуэт Л. А. Италинский - С. П. Королев оказался очень деятельным. Постепенно коллектив сборочного цеха набрал нужный темп работы и вскоре вышел в передовые. Но случилось ЧП. Один из сотрудников, оценив по- своему причины, как он считал, чрезмерной требовательности заместителя начальника цеха, в грубой форме отказался выполнить задание Королева, да еще напомнил ему, кто он "есть", "что напрасно вражина выслуживается и что не будет ему прощения".

- Вон из кабинета! - в бешенстве крикнул Королев, и, не появись в этот момент Сергей Егер, несдобровать бы распоясавшемуся грубияну: рука у Королева была тяжелой - недаром в юности увлекался спортом, в том числе боксом.

- Вы что, Сергей Павлович, с ума сошли?! - крепко схватив за руку Королева, прикрикнул на него Егер. - Да за это дерьмо срок прибавят. Вы этого хотите?! - и с силой посадил друга на табуретку. - Остыньте!

Сергей Павлович не мог успокоиться. Нервная дрожь била Королева так, что ему самому было противно. Наконец придя в себя, засунул руки в глубину карманов, словно боясь, что они выйдут из повиновения. Через силу улыбнулся.

- Вы по делу?

- А как же. Искал Италинского, а он на заседании парткома. Обсуждают новую инициативу комсомола, да еще жилищные дела...

- Да садитесь, чего стоите?

- Андрей Николаевич дал поручение. Старик ищет возможности хотя бы на полмесяца сократить сроки сборки Ту-2. Просил меня поговорить с людьми. Я вроде как в разведке. Звонил Берия. Разговор с ним не из приятных. Сами понимаете.

Королев взглянул в открытую дверь. Там на стене висел портрет наркома внутренних дел. Он смотрел на всех через толстые стекла пенсне, кажется, не видя никого. Сергей Павлович отвернулся.

- Так какие советы дадите? - спросил Егер.

- Дайте мне подумать до завтра.

...И все-таки "обиженный" пожаловался на "грубость Королева". Администрации завода пришлось разбираться. Не окажись во время инцидента С. М. Егера, трудно сказать, чем бы закончилось дело. Директор завода вместе с общественностью признали правоту Королева. Помогли и рабочие, знавшие подлинную цену жалобщику. Что они сказали ему, никто не знает, но больше его на заводе не видели.

Как-то в конце смены, когда Сергей Павлович, определив задания на завтра, отпустил всех и сел было за стол поработать над ватманом, он неожиданно увидел стоявшую у двери в нерешительности чертежницу КБ Раю Малофееву.

- Вы почему не ушли? Что случилось, Раечка, - и, подойдя к ней, Королев, как всегда, пошутил: - "Как растешь на радость папе и маме".

- Я не девчонка, чтобы со мной так говорить, - к удивлению Королева, вспылила девушка... - Мне девятнадцать, а вы, а вы... "на радость маме", - и вдруг заплакала.

- Да не хотел я вас обидеть. Поверьте, товарищ Малофеева.

- Ничего-то вы не понимаете, - и передразнила: - "Товарищ Малофеева", - и вдруг как-то вся сникнув, осела на стул и, обхватив спину руками, опустила пышноволосую золотистую голову, зарыдала. - Я же... С того первого дня... Ничего не могу поделать с собой... Не могу...

Сергей Павлович встал смущенный, не веря сказанному. Да, к Рае он испытывал добрые чувства, на душе становилось всегда теплее, когда она, излучавшая столько доброты, улыбаясь, подходила к нему, но как казалось, всегда по делу... И тут, словно освещенный молнией, вспомнился ему давний эпизод: заметив болтающуюся на пиджаке Королева пуговицу, Рая тут же остановила его, достала иголку с ниткой и, не снимая пиджака с его плеч, стала пришивать эту пуговицу. Кто-то из подружек проходил мимо и пошутил: "Ох, Раиска, пришьешь ты свое сердечко к этому пиджачку".

Вспомнив это, Сергей Павлович подошел к Рае, обнял за плечи, попытался успокоить.

- Ты чудесный человек, Рая! - не сдержав чувств, охвативших все его существо, нежно взял в руки голову Раи, крепко поцеловал ее. - Какая ты чудесная! - и, подвинув соседний стул, сел рядом с ней, обняв ее. - Мне всегда хорошо, когда ты рядом. Даже стихи читать хочется. Ты любишь Шевченко?

 Нащо менi чорнi бpoвi, 
 Нащо кapi очи, 
 Нащо лiта молодi 
 Веселi девочi? 
 Лiта мoi молодi 
 Марно пропадають, 
 Очi плачуть, чорнi бpoвi 
 Од вiтpy линяють? 
 Серце в"яне, нудить cвiтoм 
 Як пташка без волi. 
 Нащо ж менi краса моя, 
 Коли нема долi? 

Раиса слушала и, не зная украинского языка, сердцем все поняла. Долго молчали. Потом встала, вытерла глаза платком и попыталась спрятать свою неловкость за нарочитой дерзостью.

- Не стоите вы моих слов. Так взболтнула. Кровь девичья взыграла. Вы женаты, у вас дочь. Я даже знаю ее имя - Наталка...

- Ну вот и хорошо, - с притворным равнодушием ответил Сергей Павлович. - У тебя впереди такая жизнь, Раечка. Придет настоящая большая любовь, и ты навсегда забудешь этот зимний ноябрьский день...

- Никогда! - вырвалось у Раи. Но в серых ее глазах появившееся было негодование внезапно потухло. Она стала прежней Раей, не способной скрыть своих подлинных чувств. - Мне ничего от вас не надо, - торопливо заговорила девушка, словно боясь, что ей не разрешат сказать всего. - Мне только быть иногда с вами рядом. Говорить о чем думаю... - и, увидя на столе эскизы, наброски какого-то необычного самолета, воспрянула духом: - Сергей Павлович, можно я вам помогу. Сделаю вам все чертежи. У меня столько свободного времени. Ну, пожалуйста!

- Ну что ты, Рая, - Сергею Павловичу стало так жалко стоявшую перед ним девушку, чистую, искреннюю в своих намерениях. - Все будет хорошо у тебя, вот увидишь. А от помощи не откажусь. Спасибо.

С тех пор Королева и Раю часто видели вместе и радовались их дружбе, видя, как она помогает им выстоять в эту тяжелую годину.

Несмотря на трудности, не досыпая, не доедая, всячески экономя материалы, самолетостроители сдержали слово. К середине декабря 1941 года начались полетные испытания Ту-2. Но тут произошло непредвиденное. Из наркомата пришло указание: заменить на самолете мотор водяного охлаждения Микулина на недавно появившийся менее мощный мотор воздушного охлаждения Швецова. Хотя по своим габаритам и мощности они не сильно отличались друг от друга, тем не менее замена "сердца" в самолете потребовала модернизации его и отодвигала время сдачи в серию, поступление на фронт. Руководство КБ и Опытного завода, общественные организации решили оповестить всех о случившемся, созвав общее собрание. В сборочном цехе, где стояло несколько экспериментальных самолетов, на стыке двух смен собралась не одна сотня людей. Было решено, что обо всем скажет сам Туполев.

Андрей Николаевич говорил недолго.

- Время не ждет! Надо работать! - этими словами закончил Генеральный конструктор свое короткое выступление.

Лозунг: "Все - для победы, все - для фронта!", написанный на красном полотнище, перекинутом с одной стороны цеха на другую, вмещал в себя, кажется, все, сказанное на собрании.

Вперед вышел Хромов. Секунду стоял молча, подыскивая слова.

- Начинай, Васильевич! - крикнули из цеха. - Что молчишь?

- Да вот думаю, с чего начать, - сунул кепку в карман халата. - Не совсем согласен я с Андреем Николаевичем. Конечно, работать надо. Но как? Так вот, иду я вчера вечером, скорее ночью в конце второй смены по механическому цеху к себе в конторку. Смотрю, двое токарей станки выключили, ручки свои тряпочкой вытирают. Похоже, работу кончили. Взглянул на часы, а стрелочкам до конца смены еще полчаса бежать. Спрашиваю: "Не на свадьбу ли торопитесь?" - "Нет, - говорят, - женаты". - "А заготовки деталей зачем тут?" Мужики поняли, к чему клоню, обозлились на меня и в наступление: "Мы норму свою выполнили, а остальное не твое дело". Обозлился и я на них: "А там на фронте, - спрашиваю, - тоже от сих до сих или с позиции уходят, "норму" выполнив?" Ничего мне не ответили, а побыстрее пошли из цеха. Я им вдогонку пару нежных слов всадил. Да что толку - не поняли.

- Больно ты строг, Михаил Васильевич, - крикнула из толпы работница Потапова, - не бездельники же они.

- Строг, говоришь. У тебя, Пелагея Андреевна, на фронте муж. Двое пацанов за подол юбки держатся? Так?

Митинг притих, насторожился. А. Н. Туполев, А. А. Архангельский, А. В. Ляпидевский, парторг ЦК ВКП(б) Н. Н. Андреева, перекинувшись между собой несколькими словами, замолчали. Все ждали, что скажет дальше Хромов.

- Норма, конечно, закон государственный, но у каждого из нас сейчас, когда столько земли супостату по- оставляли да народу потеряли, есть еще свой рабочий закон. И имя ему - совесть. Что же это получается? Если, значит, эти двое завтра норму за полсмены одолеют, значит, выключат станки и полезут на полати, извините, задницу греть?!

Толпа качнулась, загудела словно море перед бурей. Кое-где раздался смешок. Переждав его, Хромов продолжал:

- Дружу я тут с одним молодым инженером из сборочного. Королев его фамилия. Что прячешься, Сергей Павлович, плохого не скажу. Утром раненько приду в цех, а он уже у меня. "Как с деталями?" - спрашивает. В конце смены опять у меня: "С деталями на завтра, Васильевич, не подведи!" Думал, к одному ко мне по дружбе зачастил. Разговорился с соседями, а они чуть не в один голос: "Востроглазый-то, от Италинского? Житья от него нет. Во все дырки влезет, и все с толком... Ему все подай, да еще вовремя... Дефект обнаружит - расшумится..." В народе говорят: лишняя копейка кармана не рвет. Так и на войне: лишний патрон, снаряд, лишняя винтовка или пулемет, танк или самолет солдатам не в тягость, а в подмогу. Ты, - снова обратился Хромов к работнице, - не подумала, взяв под защиту двух моих "знакомых".

- Да я что, так ведь, по-человечески, - оправдывалась Потапова. - Работают же они.

- А по-человечески я тебе скажу так. Прикинь-ка своим умом. Твоему Илье на фронте в самую нужную минуту боя вдруг не хватит двух-трех патронов. А ему всю "норму" их уже выдали, а в запасе - ни-ни. Вот и гляди, как все обернуться может. Так что лишняя копейка кармана не рвет.

Рабочий снова обратился к участникам митинга, чуть повысил голос, чтобы слышали его все.

- Думаю, что со мной все согласятся: пусть фронтовики не сомневаются - самолеты они получат в срок. Но тут уж так: выполнил норму - хорошо, перевыполнил - еще лучше, а дал полторы-две нормы - слава тебе. Нынче, когда идет проклятущая война с фашистами, нельзя работать только за себя. Надо и за тех, кого нет рядом: мужей, отцов, братьев. Тыл и фронт, что крылья самолета - едины. Нельзя, чтобы одно крыло было "вкривь", а другое - "вкось". Считайте, что мы, заготовители, с этой минуты на фронтовой вахте.

Собравшиеся одобрительно хлопали в ладоши. Выступление мастера Хромова всем понравилось.

- Спасибо, Михаил Васильевич, - поблагодарила Андреева, - разрешите и мне сказать несколько слов. Верно, нельзя, чтобы одно крыло было "вкось", другое "вкривь"...

Слушали парторга внимательно. Миловидная сорокалетняя женщина, полная энергии, с душой, распахнутой для всех, хорошо знала производство, людей, пользовалась у них уважением. Она выросла в этом коллективе. Семнадцать лет проработала в КБ конструктором, с 1924 года член ленинской партии, активная общественница, два года назад коммунисты избрали ее секретарем парторганизации.

- Согласна я с товарищами, работа наша - фронтовая, - продолжала Андреева. - Только есть разница: там льется кровь, там гибнут наши мужья, братья и отцы. Кто же им поможет, если не мы? Кто? У них там, на фронте, вся надежда на нас.

- А у нас на них, родненьких, - крикнула Потапова.

- Верно, - подхватила парторг, - фронт и тыл едины. Товарищами предлагалось стать до конца года на фронтовую вахту...

Выступление парторга прервал исступленный голос Раи Малофеевой, вбежавшей из соседнего цеха: "Москва... Москва...", растолкав собравшихся, включила репродуктор, молчавший по случаю митинга. Но опоздала...

"Мы передавали "В последний час", - сообщал диктор. - Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы. Поражение немецких войск на подступах к Москве..."

Но этого было достаточно, чтобы в то же мгновение под сводами цеха сотни голосов слились в единое торжествующее - "Ура-а-а!" Ближе всех к репродуктору стояла Пелагея Андреевна Потапова. По красному, обветренному лицу ее текли слезы. Она размашисто по-сибирски крестилась и шептала про себя: "Слава те, господи!"?

Новый, 1942 год оказался для С. П. Королева во многом поворотным в его жизни. В августе Государственная комиссия приняла Ту-2 к войсковым испытаниям, а затем и к серийному производству. Этот самолет признали намного лучше немецких и итальянских бомбардировщиков. Конечно, потребовалось еще немало времени, прежде чем сразу на трех заводах началось серийное его производство и он стал по-настоящему массовой фронтовой машиной.

В Омске параллельно с КБ Туполева работал коллектив В. М. Мясищева. Он завершал разработку дальнего высотного бомбардировщика ДВБ-102. Конструктор искал человека в Технологический отдел. Владимир Михайлович знал Королева еще до войны. Воспитанники МВТУ, они одно время вместе работали в ЦАГИ. И Мясищев остановил свой выбор на Сергее Павловиче.

Всякое новое дело отвечало душе Сергея Павловича, а работать с таким конструктором, как Мясищев, он посчитал очень полезным и охотно согласился, и это тем более, что на проект ракетной аэроторпеды никакого ответа не было.

- А с Андреем Николаевичем и тюремным начальством я договорюсь. Думаю, возражать не будут, - сказал Мясищев, получив согласие Королева.

Сергей Павлович с головой окунулся в новое дело. Двенадцатилетний опыт работы в авиационной промышленности, причем в различных ее подразделениях, как никогда, пригодился. И действительно, Королев знал са-молетостроение как немногие конструкторы и по существу, и в деталях. Моторная группа и крыло, фюзеляж, автопилот, вооружение - все это ему известно не теоретически, а практически. А самолет Мясищева даже по сравнению с Ту-2 выглядел как прорыв в будущее.

Чем глубже Королев влезал в разработку технологии производства нового самолета, тем чаще возвращался к мысли об использовании в авиации могучих сил, таящихся в реактивном движении, и тем энергичнее работал над проектом ракетного самолета, стараясь совместить свою мечту с мудрым советом Хромова: "Поближе к сегодняшнему дню".

Неожиданный вызов в ноябре 1942 года в Казань прервал работу Королева в КБ Мясищева. Сергей Павлович пошел к А. Н. Туполеву попрощаться.

Генеральный конструктор оторвался от дел, приветливо посмотрел на вошедшего.

- Будь моя воля, не отпустил бы тебя, Королев. Вызов из авиамоторного завода. При чем тут ты - аэромеханик... Твое дело самолеты конструировать. Двигатели - удел других. Ты человек мыслящийти широко... К тому же есть решение: всю нашу "шарагу" освободить.

- Спасибо, Андрей Николаевич, за все: и за прошлое, и за настоящее, - с грустью поблагодарил Королев. - Я над собой не властен...

- Ну, иди. Будет возможность, возвращайся к нам, место для тебя всегда найду.

Единственный пассажирский вагон с табличкой "Омск - Москва" был последним в составе, груженном зерном. На товарных вагонах пестрели лозунги: "Трудящиеся Алтая - фронту", "Каждый пуд зерна - удар по врагу". Состав с хлебом шел из Алтайского края - житницы Сибири. В Омске к нему и прицепили пассажирский вагон. В него вошли несколько военных, севших особняком. С. П. Королев и его конвоир Аким Коротких поднялись последними. Одет Сергей Павлович в стеганую куртку, такие же штаны, серые валенки и шапку- ушанку. В вещевом мешке - две буханки черного хлеба, банки консервов, махорка да рулон с бумагами, обернутый в старую клеенку, - вот и все его имущество. Проводница наметанным глазом распознала по одежде в новом пассажире работягу. Узнав, что едут до Казани, отвела им купе рядом с собой.

- Зови меня Фросей, - сказала она Королеву, сильно окая. - Ехать нам долго. Недельку, полторы протолчемся. А тут теплее, да и мне поможешь.

Проводница не ошиблась. Состав шел очень медленно, вне расписания. Он часто останавливался, то пропуская санитарные эшелоны, шедшие в глубь Сибири, то его обгоняли поезда, мчавшиеся на фронт с новыми сибирскими дивизиями.

На станции Камышлов, между Тюменью и Свердловском состав задержали на целые сутки. И тут ударил преждевременный мороз, угля у проводницы осталось совсем мало, она его экономила. Ночью Фрося разбудила конвоира и Королева, и те набросали в тамбур сосновых дров, да так много, что часть пришлось перенести в вагон. Распилив несколько поленьев, покидали их в печь. Запылал веселый огонек, потянуло смолой. Через час в вагоне стало тепло.

Королев пошел в свое купе, впервые за три дня снял с себя ватник. Потом достал с верхней полки рулон с чертежами и заметками к эскизному проекту ракетного самолета-перехватчика, которым в свободное время занимался в КБ Туполева. Сергей Павлович разложил листы ватмана на нижней полке и стал в который раз рассматривать компоновку будущей машины. В общих чертах она отдаленно напоминала ракетоплан РП-318, которому он отдал много сил еще в РНИИ. Сергей Павлович знал, что усилиями его соратников в 1940 году его ракетоплан был модернизирован, и летчик Владимир Федоров успешно проложил первую реактивную тропинку в небо. Но дальше работа в РНИИ застопорилась. Идею подхватило другое авиационное КБ В. Ф. Болховитинова, и в 1942 году в СССР в небо поднялся первый отечественный ракетный самолет БИ.

...Стоило Сергею Павловичу закрыть глаза, как перед ним словно наяву возникала его короткокрылая краснозвездная птица. Ему чудилось, как всего за две минуты она поднимается на высоту десяти тысяч метров и мчится в бесконечной синеве неба с небывалой скоростью - тысячу километров в час, почти в два раза быстрее лучших немецких самолетов... Сергей Павлович представлял себе, как, проскочив облака, ракетный самолет внезапно появился над фашистскими летчиками. Крутой разворот, и вот уже свинцовый ливень из пушки, из двух пулеметов обрушивается на врага. Не успев ответить, несколько немецких самолетов загораются и, объятые пламенем, падают на землю. Другие пытаются удрать, но из-под крыльев краснозвездного самолета вдогонку им, со свистом рассекая воздух, мчатся ракетные снаряды и настигают их...

Проводница пригласила Королева пить чай, налила ему в стакан кипятку, пододвинула сухари.

- Погрейся. У тебя дети-то есть?

- Дочка, Наталка, семь лет. Не знаю, когда увидимся. Столько горя кругом.

- А у меня сын, три года, Василек, а мужа под Сталинградом... Там, солдат говорил, такое... Немцам почище Москвы...

Королев курил мало, только когда нервничал. Вот и сейчас, достав кисет, сшитый из цветного ситца, подарок Раи, неумело из газеты скрутил "козью ножку", засыпал ее махоркой, чиркнул спичкой.

- Может, ты, Фрося, поменяешь мою махорку...?

Я не умею. Мне она не нужна. Некурящий друг в дорогу дал...

- Ладно, - охотно согласилась проводница. - Махорка нынче на вес золота.

Поезд тронулся, проводница вышла в тамбур прикрыть дверь. Королев пошел к себе в купе. Взглянул на часы - было около четырех дня. Начало темнеть. В углу сидел Аким Коротких. Работать было темно, и Сергей Павлович стал вспоминать, как его провожали Борис Андреевич Саукке, Сергей Михайлович Егер, Михаил Васильевич Хромов...

...Высокий Егер, чтобы обнять Королева, чуть нагнулся:

- Ну, Сергей, пора! Не забывай нас, туполевцев, наш многострадальный Ту-2. Немцы еще попляшут под его музыку. Ты, Сергей, отдал самолету много сил и сердца. Не зря! Помни, твоя работа в нашем КБ - заслуживающий высокого уважения вклад в победу. Я знаю, она придет, и мы встретимся с тобой в Москве.

У Королева к горлу подступил теплый комок, и он ничего не смог сказать в ответ - так растрогали его слова друга. Он молча крепко пожал Егеру руку. Не знал Сергей Павлович, что слова эти просил ему передать сам Туполев, скуповатый на похвалу.

- Это тебе моя Евдокия на дорогу приготовила, - сказал Хромов, передавая пакет, завернутый в газету. - Тут кое-что перекусить. Не богато, сам знаешь, а в дороге не лишнее, - помолчал, а потом, словно спохватившись, что чуть было не забыл сказать главного, глядя прямо в глаза, произнес:

- Дорогу ты выбрал себе, Сергей, верную, только не проторенную. Идти по ней будет тяжело - не по асфальту. Набирайся сил. Главное - не сломайся. И гнись, когда очень надо...

Сергей Павлович не заметил, как задремал. Проснулся от скрипа открываемой двери. Вошла проводница.

- Ну и крепко ты спал, Сергей. Я тут на полустанке твою махорку променяла. Держи, - и Фрося выложила на стол кусок масла, пяток вареных картофелин. - А тут, в тряпочке, десяток яиц. Проживем, не горюй. Скоро Свердловск, а там, гляди, и ваша Казань...

Сергей Павлович отдал Фросе несколько яиц, остальное сложил в вещевой мешок. "Казань... Казань... Что там меня ждет?" - спросил он сам себя, но ответить ничего не мог.