Письмо, доставленное 11 июня 1903 года в редакцию газеты "Русские ведомости", и последовавшие за этим события удивили даже и бывалых журналистов. Такое действительно увидишь не часто.
"Речь идет, - читали сотрудники газеты, - об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна и на расстоянии тысячи километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дешев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую в мемуарах Академии наук".
Однако обещанной публикации не последовало. На следующий день автора письма нашли мертвым. Он лежал на полу кабинета, подле стола, заставленного химическими и физическими приборами.
Таинственная гибель изобретателя вызвала обширные толки в печати. Черносотенная газета "Новое время" называла его замыслы "не только неосуществимыми, но и безумными". Однако многие ученые, в том числе и Дмитрий Иванович Менделеев, не разделили эту точку зрения. Завязавшийся было спор оборвали жандармы. Нагрянув в лабораторию, они изъяли все документы. Бумаги покойного не удалось разыскать даже после революции.
Кто же был этот человек? Какое отношение к Циолковскому имел тот, чью трагическую кончину и таинственные идеи обсуждали многие русские газеты?
Лысеющий мужчина с усталыми глазами и едва приметными штрихами морщин на лбу смотрит в объектив фотоаппарата. Он одет в длинный сюртук, рука облокотилась на стопку книг. Фотограф знал, что снимает профессора, отсюда и книги - символ трудов клиента. Впрочем, из сочинений этого человека можно было бы сложить стопу, во много раз большую той, что лежала на столике фотоателье.
Он пишет биографию Добролюбова и предстает перед читателями образованным литературным критиком, знатоком вопросов социологии и экономики выступает в работе "Посмертный труд Карла Маркса", в биографиях Ньютона и Паскаля демонстрирует недюжинное знание физики, эрудиция историка пронизывает книги о Гарибальди и Паскале, и перу писателя принадлежит роман "Осажденный Севастополь".
Обширный круг интересов, умение всегда отыскать свою собственную точку зрения - характерные черты деятельности этого замечательного ученого-энциклопедиста. Такой человек не мог не оценить оригинальности мышления Циолковского, не мог не оказать его исканиям всемерную поддержку. А поддержка эта была немалой...
В 1893 году, когда Циолковский сражался со своими научными противниками из VII отдела Русского технического общества, доктор философии Гейдельбергского университета М. М. Филиппов обратился с ходатайством в Главное управление по делам печати. Он просил разрешения издавать научный физико-математический журнал с отделами математики, физики, техники, библиографии и научных новостей.
Небольшое, рассчитанное на узкий круг читателей издание. Не усмотрев в нем какой-либо опасности, императорские чиновники разрешили открыть его под названием "Научное обозрение". Однако трения с цензурой начались у нового редактора еще до выхода первого номера. М. М. Филиппов сразу же начал менять облик "Научного обозрения", отступая от проспекта, одобренного Главным управлением по делам печати.
Журнал печатал много интересного об успехах естествознания и путях его развития. Среди авторов "Научного обозрения" Д. И. Менделеев и Герман Гельмгольц, Н. М. Бекетов и Чарлз Дарвин, В. М. Бехтерев и Луи Пастер, К. Э. Циолковский и Роберт Кох - весь цвет русской и зарубежной науки. Но мало того - со страниц этого издания развернулась защита марксизма от попыток ревизии его Струве и Туган-Барановским. Начали появляться переводы статей Карла Маркса и Фридриха Энгельса, для нового журнала пишут В. И. Ленин и Г. В. Плеханов.
Одним словом, "Научное обозрение" быстро вошло в число наиболее передовых изданий своего времени. Разумеется, это давалось не просто. Каждый шаг редакции встречал препятствия. Так, например, на попытку дать читателю в ряде выпусков "Происхождение человека" Чарлза Дарвина цензор Катенин ответил категорическим отказом. С его точки зрения, знаменитая работа Дарвина представляла собой сочинение нежелательное, "как отличающееся материалистическим характером".
Недовольство цензуры разделял и департамент полиции, установивший за беспокойным редактором негласный надзор. В 1901 году директор этого департамента С. Э. Зволянский писал, что Филиппов "пользуется всяким случаем для пропаганды своих противоправительственных идей", что "в редактируемом Филипповым журнале сотрудничают многие эмигранты, в том числе Плеханов и Вера Засулич. За направление этого журнала Филиппов в начале текущего года получил сочувственный адрес от рабочих, чем очень гордился".
Таков был Михаил Михайлович Филиппов, погибший 12 июня 1903 года при таинственных обстоятельствах.
Знакомство Циолковского с Филипповым повелось вскоре после разгромной рецензии на книгу "Грезы о земле и небе", появившейся в "Научном обозрении". Вероятно, Константин Эдуардович не оставил нападки на его книгу без ответа. Свидетельством тому полное изменение отношений с "Научным обозрением".
Через год после выхода "Грез о земле и небе" там появляется первая статья Циолковского "Продолжительность лучеиспускания солнца, давление внутри звезд (солнца) и сжатие их в связи с упругостью материи". Отношения с редакцией крепнут. Одна за другой печатаются статьи и заметки: "Успехи воздухоплавания в XIX веке", рецензия на книги доктора Данилевского "Управляемый летательный снаряд" и Д. Чумакова "Основы к решению задачи воздухоплавания", письмо в редакцию по поводу полета Сантоса Дюмона вокруг Эйфелевой башни, "Сопротивление воздуха и воздухоплавание". Одним словом, Циолковский - постоянный корреспондент "Научного обозрения".
О том, как относился редактор журнала к Константину Эдуардовичу, рассказывает сын М. М. Филиппова Б. М. Филиппов. Оценка (он передал слова отца) лаконична, но выразительна:
- Интересный человек... Настоящий ученый, с гигантским кругозором... Боюсь только, затрет его косная среда...
С грустью прочитал Циолковский известие о трагической кончине Филиппова. Умер далекий, но добрый друг... Последний номер журнала, который успел выпустить Филиппов, открывался "Заветными мыслями" Д. И. Менделеева. В нем-то и увидела свет первая часть работы Циолковского "Исследование мировых пространств реактивными приборами".
Чтобы молодой читатель, родившийся и выросший в советское время, представил себе степень трудностей, которые преодолели Циолковский и Филиппов при опубликовании этого труда, приведу одно любопытное высказывание: "Никакое государство не может быть без высших духовных идеалов. Идеалы эти могут держать массы лишь тогда, если они просты, высоки, если они способны охватить души людей, - одним словом, если они божественны. Без религии же масса обращается в зверей, но зверей худшего типа, ибо звери эти обладают большими умами, нежели четвероногие". Так писал граф Витте, один из высших чиновников царской России.
Всякая попытка хоть чуть-чуть подорвать авторитет религии немедленно пресекалась цензурой. Вспомните, сколь точно сформулировал цензор Катенин причины запрета "Происхождения видов" Дарвина: как произведение, "отличающееся материалистическим характером"!..
Можно ли предположить, что "Исследование мировых пространств реактивными приборами" представляло в глазах охранителей порядка меньшую крамолу?
"Я придумал для нее темное и скромное название, - писал впоследствии Циолковский, - "Исследование мировых пространств реактивными приборами". Несмотря на это, редактор М. Филиппов мне жаловался, что статью с большим трудом и после долгой волокиты разрешили".
Долгое время приведенное выше свидетельство Циолковского было единственным источником, рассказывающим о трудностях, которые пришлось преодолеть, прежде чем работа Константина Эдуардовича увидела свет. Но вот недавно "Литературная газета" опубликовала статью Б. М. Филиппова, сына редактора "Научного обозрения", "Первые статьи Циолковского", проливающую новый свет на борьбу М. М. Филиппова с цензурными трудностями.
Вот что сообщает Б. М. Филиппов:
"Никакие доводы отца об огромном научном значении работы Циолковского не помогли. Тогда М. М. Филиппов решил посоветоваться со своим другом и учителем Д. И. Менделеевым, принимавшим активное участие в жизни "Научного обозрения".
Ознакомившись с работой Константина Эдуардовича и выслушав жалобы редактора на цензурный произвол, Менделеев сказал ему:
- Ну, конечно, цензор есть цензор. Он ведь получает жалованье не за разрешения, а за запрещения. Но я вам дам совет не как химик, а как дипломат. Сведите все ваши доводы в защиту Циолковского к пиротехнике. Докажите им, что, поскольку речь идет о ракетах, это очень важно для торжественных праздников в честь тезоименитства государя и "высочайших особ". Вот пусть тогда вам запретят печатать статью!
Отец воспользовался этим советом и, стараясь быть серьезным, изложил эти "соображения" самому ретивому цензору, А. Елагину. Разрешение это было получено 31 мая 1903 года".
Рассказ Б. М. Филиппова - красноречивое свидетельство того, как трудно было воевать с религией - одной из опор царского трона...
Цензурные запреты чрезвычайно свирепы. Даже роман Жюля Верна "Путешествие к центру Земли" изъят из школьных библиотек специальным циркуляром по Московскому учебному округу. А тут вдруг полет в межпланетные дали, исстари считавшиеся безраздельными владениями господа бога.
История того, как дерзнул Циолковский вторгнуться в запретные края, началась с той поры, когда юноша придумал машину для космических полетов. Редким, но ярким пунктиром протянулся вспыхнувший интерес через всю жизнь. Тут и астрономические чертежи, составленные в Рязани, и рукопись "Свободное пространство", написанная в Боровске, и "Грезы о земле и небе", и "Изменение относительной тяжести на Земле", и отдельные черновые заметки, не предназначавшиеся для печати.
Из дома Сперанской на Георгиевской улице, где были проведены опыты и исследования по аэродинамике, в 1902 году пришлось уехать. Хозяйка продала дом, а новый владелец решил привести в порядок свою покупку. Зазвенели плотничьи пилы, загрохотали топоры. От тишины и покоя, к которым всегда стремился Циолковский, не осталось и следа.
Лебедянцевская улица, куда перекочевал со своим семейством Константин Эдуардович, была настолько грязной, что даже извозчики, привыкшие в старой Калуге ко всякому, заезжали сюда с опаской. От епархиального училища, где преподавал Циолковский, расстояние изрядное, но зато, спускаясь к Оке, улица пролегала совсем рядом с загородным садом. До любимых мест отдыха рукой подать.
Домик Бреева, где поселился Циолковский, такой же маленький мещанский домик, как и тот, из которого пришлось уехать. Они донельзя похожи друг на друга. Разница лишь в том, что бреевский домик украшало крыльцо, какого не было у прежней хозяйки. Здесь, на берегах Оки, всходила заря космической эры - Циолковский писал "Исследование мировых пространств реактивными приборами".
Мысли развертывались логично и убедительно. Циолковский начал с объяснения, почему именно ракета призвана разорвать оковы тяготения. Читая его труд, любой поймет, что эта честь никогда не могла принадлежать ни аэростатам, ни пушечным снарядам, о полетах в которых так много писали романисты.
Трудно не согласиться с Циолковским: с подъемом на высоту плотность воздуха падает. Давление газа все сильнее и сильнее расширяет оболочку. Объем шара возрастает, пока, наконец, разрывающие оболочку силы не превысят сопротивление материала. Попросту говоря, шар лопнет, не успев покинуть воздушную оболочку Земли. Отсюда неизбежный вывод: поднятие на аэростате приборов за атмосферу немыслимо.
К. Э. Циолковский
Столь же уверенно расправился Циолковский и с космическим пушечным снарядом. Ему совершенно ясно, что снаряд, даже не успев вылететь из ствола, разгонится так стремительно, что размещенные в нем приборы разлетятся вдребезги. Как подсчитал Константин Эдуардович, это неизбежно даже в том случае, если ствол пушки достигнет астрономической длины - 300 метров, а высота полета составит всего лишь 300 километров. Результаты расчетов убийственны. Относительная или кажущаяся тяжесть, как назвал Циолковский то, что мы сегодня именуем перегрузкой, возрастет в 1 000 раз. "Какой же толчок должны испытывать тела в короткой пушке и при полете на высоту, большую 300 км!" - замечает Константин Эдуардович.
Циолковский не ограничился вопросом перегрузок. Он отметил и другие неизбежные недостатки пушки, раз и навсегда зачеркнув утопические надежды авторов фантастических романов. Нет, о полете на другие планеты в артиллерийском снаряде и думать не приходится. Иное дело ракета! "...вычисления, относящиеся к ней, дают столь замечательные результаты, что умолчать о них было бы недопустимо".
Ракета Циолковского отличалась от своих предшественниц. Секрет отличия - топливо. Долгое время единственным топливом ракет был порох. Применить его к космическим полетам трудно: слишком большие запасы пороха потребуются межпланетному кораблю, слишком утяжелят они его. И ученый находит достойную замену - водород и кислород. Их можно взять на борт корабля в жидком виде. Испаряясь, они образуют взрывчатую смесь, весьма выгодную для сжигания.
Циолковский работал напряженно и страстно. Его исследование успешно продвигалось вперед. Формулы вели к самым оптимистическим выводам: ракетный корабль способен двигаться с любой скоростью, сколь большой она ни была бы. Размеры не ограничивают стремительности корабля, обязательно лишь одно: масса ракетного топлива должна превышать массу конструкции. Если это превышение будет пяти-шести-кратным, ракета оторвется от Земли и умчится в космос.
Умчаться в космос!.. Высказывая эту мысль, Константин Эдуардович настолько опередил свое время, что пришлось оговориться. "Эта моя работа, - пишет он, - далеко не рассматривает со всех сторон дела и совсем не решает его с практической стороны относительно осуществимости; но в далеком будущем уже виднеются сквозь туман перспективы, до такой степени обольстительные и важные, что о них едва ли теперь кто мечтает".
Да, смелость и прозорливость Циолковского поразительны! Он подчеркивает необходимость автоматизации, отмечает, что ручное управление ракетой может оказаться не только затруднительным, но практически неосуществимым. В третий раз обращается к идее автопилота, использованной в работах об аэростате и аэроплане.
Вдумайтесь в то, что предлагал Циолковский, и вы оцените его дальновидность. Он пишет о возможности сконцентрировать солнечные лучи и сделать солнце лоцманом, ведущим ракету по неизведанному морю космоса. Ведь стоит ракете хотя бы чуть-чуть уклониться от заданного курса, как "...маленькое и яркое изображение солнца меняет свое относительное положение в снаряде, что может возбуждать расширение газа, давление, электрический ток и движение массы, восстановляющей определенное направление... при котором светлое пятно падает в нейтральное, так сказать, нечувствительное место механизма".
Современный специалист по автоматике назвал бы это устройство следящей системой, а современный ракетчик добавил бы: "Да, при полетах ракет дальнего действия небесные светила помогают управляющим автоматам". Вспомните, к примеру, что писал в своей книге Юрий Гагарин: "Система ориентации корабля в данном полете (речь шла о полете корабля "Восток- 1". - М. А.) была, солнечной..."
А ведь идея, столь блистательно оправдавшая себя на практике, выдвинута еще на рубеже XIX и XX веков. Можно ли не восхищаться гением Циолковского?
Размышляя о способах управления ракетой, ученый пишет о гироскопах, приводящих в действие газовые рули. И эта идея реализована в наши дни. Как и предлагал Циолковский, рули делаются из графита. Работая в потоке выхлопных газов, они не боятся испепеляющего пламени ракетного выхлопа, так как пламя ограждает их от доступа кислорода.
Французский ученый Жак Бержье, один из героев Сопротивления, добывший в годы второй мировой войны ценные сведения о секретном гитлеровском оружии "ФАУ-2", называл газовые рули немецких ракет "замечательным техническим новшеством". Вероятно, он просто не был знаком с работами Циолковского.
Преимущества ракеты несомненны, и Циолковский формулирует их одно за другим. Ракета по сравнению с пушкой "легка как перышко". Возможность управлять силой взрыва позволяет регулировать перегрузки, а следовательно, отправить в полет и безопасно приземлить тонкую научную аппаратуру. Наконец, ракета экономична.
Благодаря своим аэродинамическим опытам Циолковский отлично понимает роль скорости в процессах, сопутствующих движению летательного аппарата. Он зорко, разглядел важное преимущество ракеты: она движется медленно, "пока атмосфера густа", и потому "мало теряет от сопротивления воздуха". Но Циолковский смотрит гораздо глубже. Он видит и то, что тогда еще почти никому не доступно: за счет медленного разгона ракета "мало нагревается". Этот вывод блистательно прозорлив. Ведь полет на сверхзвуковых скоростях был в ту пору лишь чистейшей воды предположением. Одновременно с Константином Эдуардовичем первые выводы еще не родившейся науки делал будущий академик Сергей Алексеевич Чаплыгин. Докторская диссертация "О газовых струях", которую Чаплыгин защитил в 1902 году, стала для газовой динамики классической, основополагающей работой.
Свое исследование Циолковский начал с анализа поведения ракеты в среде, свободной от тяготения и атмосферы. Такая постановка вопроса упрощала задачу и помогала разобраться во многих нерешенных вопросах. Циолковский установил соотношение масс топлива и конструкции, раскрыл влияние этого соотношения на скорость ракеты, исследовал вопрос о топливе. Разобравшись в том, как движется ракета при условиях упрощенных, ученый перешел к анализу ее полета вблизи Земли, где нельзя пренебречь силами тяготения и сопротивления воздуха.
Рабочий кабинет ученого. Реконструкция в Доме-музее Циолковского
Расчеты подтвердили: "утилизация" энергии топлива, то есть превращение ее в кинетическую энергию, происходит здесь иначе. Поскольку коэффициент полезного действия ракеты зависит от скорости полета, силы тяготения и сопротивления снижают его величину.
Однако Циолковский справедливо заключил, что эти потери удастся без труда компенсировать, отдалившись от Земли. Аппарат выйдет за пределы атмосферы, исчезнет сопротивление, и уменьшится земное тяготение.
Проанализировав вертикальный и наклонный подъемы ракеты, отвесное возвращение на Землю, роль поля тяготения, Циолковский набрасывает в заключение план дальнейших исследований. Он отлично понимает, что его работа лишь начало грандиозного дела, что в нее не вошли такие проблемы, как подробный анализ роли сопротивления атмосферы, длительное пребывание в среде, лишенной кислорода, аэродинамический нагрев, изучение траекторий движения в космическом пространстве.
Все то, что конспективно намечалось в конце статьи, должно было быть представлено читателям одном из следующих номеров "Научного обозрения". Но случилось непоправимое - погиб Михаил Михайлович Филиппов...
Казалось, что жандармы только и ждали этой минуты. Они нагрянули без промедления. В редакции был учинен обыск, и все подозрительные материалы тотчас же изъяты. Печальная участь многих документов постигла и вторую часть труда Циолковского. Ее вывезли вместе с другими бумагами. Вместе с ними она исчезла бесследно.
Известие ошеломило ученого. Судя по отрывку из его письма к Б. Н. Воробьеву, Константин Эдуардович немедленно выехал в Москву, чтобы вернуть рукопись. Увы, безуспешно! "Оттиски (особые)1, - писал Циолковский Воробьеву, - как видно, были конфискованы, так как я не мог их получить даже за деньги из типографии, и говорить со мной о них не стали, хотя они, несомненно, были, по словам той же типографии".
1 (Речь шла об оттисках, которыми, как мы знаем, обычно расплачивались с Циолковским редакторы журналов, публиковавших его работы.)
Вернувшись домой, Константин Эдуардович бережно переплел экземпляр своей работы, указав на нем: "Прошу хранить, как зеницу ока, ибо единственный экземпляр, вырванный мною из журнала. К. Ц.". Так и дошел до наших дней этот экземпляр с пометками, со следами еще одного наводнения, которое пережила семья Циолковского в 1908 году.
Результат первой публикации теории ракетных двигателей совсем не тот, какого ждал Циолковский. Широкого отклика в научных кругах, на который он так рассчитывал, не последовало. Ни соотечественники, ни зарубежные ученые не заметили исследования, которым гордится сегодня наша наука. Вероятно, оно просто обогнало свое время.
Циолковский оскорблен. Свидетельством тому гневное письмо, черновик которого недавно сыскался в его бумагах. Это письмо опубликовали в "Вестнике Академии наук СССР" Л. С. Куванова и Н. С. Романова.
Поводом для письма послужила заметка в одном из номеров "Иллюстрированных биржевых ведомостей" за 1905 год. Заметка сообщала, что якобы в Америке сделано страшное военное изобретение - боевая ракета. Корреспондент не поскупился на ее описание. "Вчера в течение ряда опытов, - писал он, словно видел это собственными глазами, - тысячи вновь изобретенных мин летали по воздуху, разбрасывая на большое расстояние снаряды, начиненные пулями".
Типичная газетная утка! Сообщение было буквально высосано из пальца. Но Циолковский поверил. Теория, разработанная им, говорила - это возможно, а в таком случае чем черт не шутит! Быть может, и в самом деле американцы построили боевую ракету?
Телеграмма из Нью-Йорка взволновала ученого. Рассердило его и то, что "Иллюстрированные биржевые ведомости" поспешили оглушить читателя зловещей новостью.
С 1908 года Циолковский писал карандашом под копирку, положив на колени фанерную дощечку
"Эта телеграмма навела меня на горестные размышления, - писал Циолковский редактору газеты. - Прошу позволения поделиться ими с читателями ввиду их поучительности.
Ровно два года тому назад - в мае 1903 года в № 5 "Научного обозрения" появилась моя математическая работа (в два печатных листа) - "Исследование мировых пространств реактивными приборами". В ней, в сущности, изложена теория гигантской ракеты, поднимающей людей и даже доносящей их, при известных условиях, до Луны и других небесных тел.
И вот всесветные акулы (как называет Эдисон похитителей чужих мыслей) уже успели отчасти подтвердить мои идеи и, увы, уже применить их к разрушительным целям. Я не работал никогда над тем, чтобы усовершенствовать способы ведения войны. Это противно моему христианскому духу. Работая над реактивными приборами, я имел мирные и высокие цели: завоевать вселенную для блага человечества, завоевать пространство и энергию, испускаемую солнцем. Но что же вы, мудрецы, любители истины и блага, не поддержали меня? Почему не разобраны, не проверены мои работы, почему не обратили, наконец, на них даже внимания? Орудия разрушения вас занимают, а орудия блага - нет.
Когда это кончится, пренебрежение мыслью, пренебрежение великим? Если я не прав в этом великом, докажите мне, а если я прав, то почему не слушаете меня?..
...Общество от этого теряет бездну... Акулы распоряжаются и преподносят, что и как хотят: вместо исследования неба - боевые снаряды, вместо истины - убийство".
Неожиданный конец многолетней работы по экспериментальной аэродинамике, смерть сына, трагическая гибель М. М. Филиппова, полное невнимание научной общественности к разработанной им теории ракет... Не слишком ли это много для одного человека?