Глава 3. Подтверждение

Прошедшее нужно знать не потому, что 
оно прошло, а потому, что, уходя, 
не умело убрать своих последствий.

В. Ключевский

Самолет

Главный порывисто встал, молча, ни на кого не глядя, пошел по коридорам командного бункера, поднялся на наблюдательную площадку. Впереди, в километре, еще дышал жаром стартовый комплекс. От фургона приемной радиостанции неслись спокойные позывные: "Бип-бип-бип". Сигналы "Пээсика", принятые из космоса и записанные на магнитофон, слушали все, свободные от дежурства. Мелодия, пробившись сквозь шумы и трески эфира, звучала на Земле, но казалась нереальной. Нужно было ждать подтверждения - еще почти час, когда, опоясав Землю первым витком, искусственная планета войдет в зону видимости станций слежения. "Жаль, Цандер не дожил до этой минуты", - подумал Королев.

Фридрих Артурович, словно они простились только вчера, встал перед ним - худой, серый от недоедания, изможденный бессонными ночами, увлеченный. "Кто не устремлял в ясную осеннюю ночь своих взоров к небу, на котором сверкают миллионы звезд, и не думал о том, что около них на планетах должны жить другие человечества, отчасти в культуре на многие тысячелетия опередившие нас! - тихо и страстно говорил Цандер. - Какие несметные культурные ценности могли бы быть доставлены на Землю, если бы удалось туда перелететь. И какую минимальную цену в сравнении с этим надо платить, например, за аэроплан весом в десять тысяч килограммов. За цену мировой прошедшей войны можно было бы построить один миллион таких аэропланов. А первые межпланетные корабли будут по весу, считая их на одного человека, по всей вероятности, не тяжелее такого летательного аппарата".

Цандер говорил так, будто в соседней комнате у него стояла готовая ракета. Ему нельзя было не верить. И Королев поверил. Поверил сразу, в ту весну 1931-го, когда они только познакомились в коридоре ЦАГИ. Цандер рассказывал про энтузиастов изучения реактивного движения и звал на Марс - у него был двигатель ОР-1. Королев не спорил, но его солидный к тому времени авиационный опыт подсказывал: на Марс лететь рановато. Надо сначала попробовать соединить планер с ракетным мотором. Получится ракетоплан! Звучит? Еще как! Но главное - приращение скорости. Только обычная конструкция тут не годится - и его, королёвская, любимая "Красная звезда",которую он спроектировал, построил и облетал уже в Москве, с ракетным мотором не пойдет. Не вписывается мотор в конструкцию. Если поместить ОР в конце феюзеляжа - сместится центр тяжести, под флюзеляж - реактивная струя подожжет планер. СК - 4 - легкая авиетка дальнего действия - разбилась, и вспоминать о ней нечего.

Ф. А. Цандер - один из организаторов ГИРДа и руководитель первой бригады

- Потянет ваш мотор на планере, Фридрих Артурович? - спросил Королев.

- Крылатая ракета! - оживился Цандер и вытащил откуда-то огромную логарифмическую линейку. - Знаете, как потянет!

- Вы про Бориса Ивановича Черановского слышали? - спросил Королев.

- Студент, да?

- Талантливый конструктор-самолетостроитель. Создал необычные схемы самолетов и планеров - "бесхвостки". Так вот, мы возьмем "бесхвостку" Черановского, соединим с вашим ОР, и я на этой чертовщине полечу.

- Вы умеете летать?

- Даже два диплома есть - планериста и летчика.

- Теперь знаете как, - растерялся Цандер. - Я боюсь. Давайте сначала поставим мотор на велосипед.

- Нет, Фридрих Артурович, нет, - настаивал Королев. - Это долгий путь. Реактивный двигатель надо сразу приспосабливать к планеру и лететь.

Цандер во все глаза смотрел на молодого инженера. Тот стоял перед ним прямой и суровый. И в этой прямоте таилась какая-то особая сила - огромная и безграничная. Цандер чувствовал: ее истоки как-то связаны с прошлым, с авиацией, с необычным измерением, в котором жил этот черноволосый юноша в модной косоворотке. Но Цандер ничего не знал тогда о прошлом Королева. По своей святой наивности великий мечтатель, звавший всех на Марс, даже не подозревал, что у человека, прожившего двадцать с небольшим лет, может быть большое прошлое. Так - анкета: родился, учился, закончил, поступил. Лишь спустя несколько месяцев, во время одного из яростных ночных споров, Фридрих Артурович вдруг понял всего Королева и ужаснулся своему неведению - за каких-то пять лет этот мальчик успел прожить гигантскую жизнь. Он наполнил каждый миг своей жизни действием, и действие возвысило его, предопределило настоящее и будущее.

Действовать Королев начал сразу же, как только стал студентом МВТУ имени Баумана. Едва оглядевшись, он разыскал АКНЕЖ - академический кружок имени Н. Е. Жуковского - и записался на летное отделение самодеятельной планерной школы. Всю зиму подтягивал и отжимал мощные резиновые амортизаторы. Драил закоченевшими руками старенький учебный "Пегас", просто сдувал с планера пылинки. Шумно кричал что-то вместе со всеми, когда машина поднималась в воздух. Гордился своим учителем, грузином Владимиром Гараканидзе, зараженным жаждой полета, и до боли, до нестерпимого сердцебиения хотел научиться летать так, как Гараканидзе. Спустя несколько месяцев Королев завоевал это право: он был "орлом", не боялся испачкать свой лучший костюм и отморозить руки, мог отдать полжизни ради нескольких минут полета.

Проект межпланетного коробля-аэроплана Ф. А. Цандера

- Бери мои крылья, орел! - хлопнул его однажды утром по плечу учитель. - Ты будешь отличный летчик. Гараканидзе тебя насквозь видит.

Королев не спеша забрался в кабину "Пегаса". Сдерживал себя как мог. Казался суровым, сосредоточенным, а сердце неистово стучало, наполняясь радостью, вечной благодарностью к человеку, поверившему в него, безграничной любовью ко всему миру. Он весь был переполнен нежностью к машине, к каждой ее царапине. Упивался ветром, который еще только будет звенеть в плоскостях крыла, сладостным восторгом от ожидания неземной, нереальной тишины.

- Я не подведу, учитель. - Королев поднял крагу. - Мне очень нужны твои крылья.

Он еще хотел что-то сказать, но слова почему-то застряли в горле - никакие слова не могли передать состояние его души. Даже самые лучшие из них казались простыми и обыденными. Но Гараканидзе понял ученика. Молча хлопнул его по плечу и не оглядываясь пошел в конец летного поля.

Ребята натянули амортизатор, отжали. Королев взял ручку на себя - чуть-чуть, самую малость, - и тотчас горизонт ушел вниз и перед ним осталось сплошное лазурное небо. В этой синеве не было ориентиров. Нельзя было сразу определить, где верх, где низ, где право, где лево. Только слегка скосив глаза в сторону, пилот увидел зеленый луг планерной станции и почувствовал, что пространство принадлежало только ему и старенькому "Пегасу". С этой минуты он считал себя летчиком, упоенно летал до весны 1927 года и в марте получил отпечатанный на машинке диплом Осоавиахима, который удостоверял его профессиональное отношение к авиации.

- Поздравляю, дорогой! - сказал Гараканидзе. - Рад за тебя. Летай на здоровье.

Милый, добрый Володя Гараканидзе. При всем умении угадывать в своих питомцах самое главное, он так и не рассмотрел это главное в Королеве. Не собирался его любимый "орелик" становиться кадровым пилотом. Летная профессия и навыки управления планером, а позднее и самолетом, нужны были Сереже Королеву как средство для его исследований, для познания мира. В двадцатых годах начинающий авиационный конструктор Сергей Королев дал себе слово стать летчиком-профессионалом, чтобы иметь право самому испытывать свои машины в воздухе. И такое право он завоевал. Для полного счастья к хрустящей бумажке диплома не хватало самой малости - настоящего планера. Не было еще у Королева своего планера.

В ту весну 1927-го будущий Главный почему-то подолгу стоял у чертежной доски, засунув сжатые кулаки в карманы, и ни за что не хотел их вынимать. Это казалось странным: даже первокурсники что-то строили, рассчитывали, чертили, а Королев не строил ничего. Знал: не сумеет воплотить на белых листах ватмана идею, которая могла бы удивить мир. А использовать уже готовые решения, копировать чьи-то схемы не мог. Оставалось ждать. Оставалось готовиться к трудному сражению. И Королев как ошалелый носился по Москве на стареньком мотоцикле, стараясь всюду поспеть, все увидеть. Он жил как бы в нескольких измерениях: занимался в АКНЕЖе, слушал лекции известных специалистов в МВТУ, посещал конструкторскую секцию Осоавиахима, работал в мастерских училища, на авиационном заводе у самого Андрея Николаевича Туполева - своего первого и самого любимого учителя в авиации.

Вспоминая через много лет о выдающемся авиационном конструкторе, Королев писал: "Все мои конструкции, связанные с самолетостроением, носят на себе печать его оригинального мышления, его умения смотреть вперед".

А учитель рассказывал: "Он был один из наиболее способных студентов МВТУ, работавших над дипломным проектом под моим руководством. Дипломный проект Королева - небольшой спортивный самолет. Он построен по его чертежам и успешно летал".

Но это будет потом. А тогда Сергей Королев только учился... Летом 1928 года неожиданно все бросил, уехал в Крым смотреть V Всесоюзные планерные соревнования. Из Коктебеля вернулся обветренный, какой-то стремительный, быстрый.

- Все, - рубанул прямо с порога. - Буду строить планер и летать на нем. И непременно заявлю машину на следующие состязания.

В Осоавиахиме Королеву не поверили: нельзя рассчитать, спроектировать и построить планер за несколько месяцев.

- Планер будет, - нахохлился конструктор. - Это я твердо обещаю. У нас фирма - два "С". Сережа Черный и Сережа Рыжий.

- Рыжий - это Люшин?

- Люшин. У него куртка рыжая, у меня - черная.

- В общем, так, - подвели черту в Осоавиахиме. - Планировать вашу несуществующую конструкцию на состязания не будем - так можно и в "Крокодил" угодить. Сделайте предварительный проект, обсудим на техкоме, подумаем.

- Я зайду через неделю.

- Товарищ Королев, несерьезно это. Мы всегда считали вас деловым человеком - и вдруг такие прожекты. Вам месяца на проект не хватит, а вы официально утверждаете, что управитесь за семь дней.

- Я зайду через неделю, - упрямо повторил он. - В это же время.

В тот же вечер квадратная комната Королева с окнами во двор на Александровской улице превратилась в домашнее КБ. Работа шла почти круглые сутки. Два Сергея, словно позабыв, чему их учили, пренебрегая лучшими образцами, в муках и спорах создавали свою новую, экспериментальную, ни на что не похожую машину. Основная задача: планер должен быть абсолютно надежен, идеально послушен в управлении и, наконец, его скоростные характеристики должны выходить за рамки обычных планеров - что-то среднее между планером и самолетом.

- Надежность и скорость. Скорость и надежность, - повторял Королев.

- Большая скорость - плохое аэродинамическое качество, - возражал Люшин. - Надежность требует значительного увеличения веса. В общем, какой-то топор получается.

- Давай считать снова.

- Это замкнутый круг.

- Должен же быть какой-то выход!

- Может, выход и есть, но парить этот гроб не сможет. И ты строишь не планер, а памятник самому себе. Абсолютно надежный. Ты, Королев, авантюрист. К утру мы с тобой обязательно поругаемся.

- Попробуй уменьшить удлинение крыла в плане.

- Мы проектируем планер или истребитель?

- Планер.

- Тогда ты обязан знать: идеальное, теоретическое удлинение для парителя - около двадцати.

- Смотря какой профиль.

Так они ругались, спорили, сдували с ватмана пыль ластика, чертили, гоняли движки логарифмических линеек и снова чертили. На седьмой день чуть было не проспали заседание техкома Осоавиахима. Прибежали минут за пять, Королев выступил с блестящей речью, всех убедил, техком сделал небольшие замечания, единогласно постановил "выдать деньги на изготовление рабочих чертежей и найти место для постройки".

Денег хватило лишь на тушь, место нашли сами, сами договорились с трамвайщиками и мастерскими Военно-воздушной академии имени Жуковского о воплощении чертежей в металл и дерево. Параллельно со всей этой суетой, нервотрепкой, поисками Королев как-то умудрился пройти медкомиссию и поступить в летную школу - учился летать на дергающемся английском "Авро". Бипланчик был никудышный - хуже некуда, но инструктор попался замечательный. Инструктора звали Дмитрий Александрович Кошиц. Он установил на планерах несколько рекордов, летал как бог, и даже дряхлая "Аврушка" переставала у него чихать и трястись. Кошиц научил студента МВТУ управлять самолетом, и Главный никогда не забывал своего второго инструктора - он всегда помнил хороших людей. И люди тоже помнили Королева. В их памяти остались скудные военные пайки, которые Сергей Павлович отдавал им в самые тяжелые дни своей жизни, сам оставаясь без крошки хлеба. Белые кусочки сахара, тайком принесенные их детям.

Удача пришла к Королеву в то лето. Он совершил первый самостоятельный полет на "Авро" - два взлета, два круга над аэродромом, две посадки. Почти пятнадцать минут несравненного счастья! И ничто уже не могло разрушить этого счастья. Даже скептики, обступившие на состязаниях его с Люшиным планер. Скептики мыслили трафаретно: раз машина тяжелее других, - это плохо. Раз нагрузка на плоскости крыла неслыханная - почти 19 килограммов на квадратный метр, - значит, парить не будет. Летные качества явно сомнительные. Но Королев сам поднял "Коктебель" в воздух и пропарил 4 часа 19 минут. Специалисты отметили высокие качества аппарата. Королев получил признание как конструктор и окончательно утвердился во мнении, что должен испытывать свои машины сам.

"Мне удалось сделать довольно много полетов, в том числе и испытательных, - вспоминал Королев. - Одно дело, когда ты слушаешь доклад летчика о машине, которую он испытывает, другое дело, когда сам сидишь за штурвалом и как инженер оцениваешь все "за" и "против".

- Буду строить новый аппарат. Для высшего пилотажа, - сразу после возвращения из Крыма заявил Королев. - Таких машин еще не было. И пилотаж на планере никто не делал. Интересно проверить несколько мыслей.

Проект поражал фантастичностью. Королев ставил перед собой задачу, которую до него никому решить не удавалось. Он был словно двужильный. Проектировал планер СК-3, названный позднее "Красной звездой", учился, работал, разрабатывал для дипломного проекта авиетку СК-4. Когда чертежи были готовы, решил строить обе машины одновременно. И все это, естественно, за год. Только за год. Даже люди, хорошо знавшие Королева, пожимали плечами: безумие! Он один считал свои планы абсолютно реальными. Один ужасно торопил время: хотел, чтобы все шло быстрее.

"Красную звезду" он сделал раньше авиетки. Мечтал испытать машину в воздухе, но август выдался теплый, мягкий, без единого дуновения ветерка, и паритель пришлось разобрать, отправить в Крым. Уезжать из Москвы просто так, не полетав хоть самую малость, не хотелось. И Королев "насел" на механиков. Таскал им обеды, доставал какие-то запчасти, регулировал систему управления. Через неделю новенький, свежевыкрашенный СК-4 выкатили на летное поле. Конструктор сел на переднее сиденье, позади устроился Кошиц. Авиетка долго стучала колесами по земле, оторвалась тяжело, с трудом, но они все-таки продержали ее немного над аэродромом, и Королев приземлился сияющий и довольный. Коротко доложил о первом полете:

- Винт великоват. Обязательно надо форсировать мотор. А так - одно загляденье. Правда, Кошиц?

В Крыму у него все шло как нельзя лучше - четыре раза сам поднимал "Красную звезду", изучил характер машины, переделал триммер руля направления, планер был полностью готов к рекордному полету. Он стоял в списке последним, до старта оставалось несколько томительных дней. Королев уже не мог спать. В лунные ночи, взобравшись на острые скалы, смотрел на бесконечно шумящее море и представлял, как будет стоять в сторонке несколько обособленно и как летчик-ас Вася Степанчонок вдруг бросит планер в страшное пике, и все ахнут, но почти у самой земли Вася возьмет ручку на себя, и "Красная звезда" пойдет на мертвую петлю.

Все случилось именно так, как он себе представлял. 28 октября 1930 года, смурным ветреным днем будущий известный летчик-испытатель Василий Степанчонок набрал на "Красной звезде" 300 метров и перевел машину в стремительное пикирование. Казалось, через мгновение аппарат врежется в землю. Но планер неожиданно изменил траекторию полета, слегка задрал нос, изящно описал петлю Нестерова, повторил фигуру несколько раз и плавно приземлился под несмолкающий гром аплодисментов. Это напоминало чудо - впервые в истории воздухоплавания паритель выполнил фигуру высшего пилотажа.

Степанчонка на руках вынесли из кабины, шумно кричали, потом кто-то вспомнил, что забыли конструктора, все бросились искать Королева, но Сережа Черный не слышал зовущих криков, аплодисментов, не видел счастливых радостных лиц. Перед самыми соревнованиями он заболел брюшным тифом. Болезнь дала осложнения. Королев лежал в горячем бреду на больничной койке в Феодосии, и ему было чертовски больно. Уже теряя сознание, вспомнил про свой СК-4, шепотом подозвал сестричку и продиктовал телеграмму в Москву механику авиетки: "Все твоем усмотрении Сергей".

"Красная звезда" и СК-4 подводили черту под его основной работой в авиации. Никто тогда толком не понимал, какие цели преследует молодой конструктор, создавая необычные машины, зачем увеличивает нагрузку на крылья своих парителей, зачем ищет самые мощные моторы. Но уже где-то рядом с ним испытывал ОР-1 Цандер, проектировал ракетные двигатели совсем юный инженер Валентин Глушко, и однажды жизненные дороги этих людей должны были пересечься в одной точке и слиться

в единую прямую, которая спустя четверть века приведет оставшихся в живых на советский космодром Байконур. Путь этот будет долгим, непроторенным, полным опасностей, соблазнов, параллельных тропинок. Но прямо идущие осилят дорогу. И, стоя на ночной наблюдательной площадке, Сергей Павлович Королев, Сережа Черный, будет тихо сожалеть о том, что он видел мощную ракету, уходящую на орбиту, слышал первые позывные из космоса, а Цандер, так преданно и фанатично поверивший в него тогда, в 1931-м, не дожил до этой минуты.

"Бип-бип-бип!" - громко и чисто неслось от фургона приемной станции.

Люди плакали, смеялись, кричали, обнимались - из космоса пришло подтверждение. Искусственное небесное тело проходило над Байконуром. У людей были необыкновенно светлые и счастливые лица. Главный всматривался в эти лица, в бескрайнюю степь, стараясь запомнить каждую мелочь в ночи октября 1957 года.