Зело ученая птица

Если бы небесные светила не сияли постоянно над нашими головами, а могли бы быть видимы с одного какого-нибудь места на земле, то люди целыми толпами, непрестанно ходили бы туда, чтобы созерцать чудеса неба и любоваться ими.

Сенека

За стеной, в трактире, крестьяне громогласно поминали усопшего третьего дня кузнеца и запивали поминанье хмельным питием, и седой старик скрипач до рассвета подыгрывал печальной мелодии, с незапамятных времен обитающей в его сердце.

Магистр Клаускус сидел в своей комнате у растворенного настежь окна. Чадила свеча. Отсветы пламени обозначивали во тьме ветхую книгу с медными застежками.

Из-за плеча фокусника Иоганн разглядывал иссохшие листы пергамента, необычайными испещренные письменами. До сей ночи он и не подозревал, что многозвездная пустыня неба исполнена стольких тайн и чудес! Оказывается, светила не просто мерцают в черных глубинах, равнодушные ко всему земному, они предопределяют судьбу. Все, что находится на земной поверхности, что растет, живет и существует на ней: поля, сады, леса, цветы, травы, деревья, плоды, листья, злаки, воды, источники, потоки, озера, вместе с великим морем, также людьми, скотом и прочими предметами,- все это подвержено влиянию небесных светил, напоено и переполнено, под их живительными лучами зреет, развивается и совершенствуется. Так говорил Лаврентий Клаускус, перекладывая иссохшие листы пергамента. Да, планеты и знаки зодиака^* верховодят надо всем живым и мертвым, над войнами, рожденьями, землетрясениями, свадьбами, грозами, любовью и ненавистью - надо всем.

^* (Созвездья, расположенные вдоль годичного солнечного пути. С незапамятной древности каждому месяцу соответствует свой знак зодиака: Овен - март; Телец-апрель; Близнецы - май и т. д.)

- Помнишь ли речи мои на площади возле святого Бонифация? - вопрошал отрока фокусник. - Помнишь, что подчинено Марсу? Браки и ненависть, темницы и войны. Вот он, Марс, гляди-кась. - И, навалившись на подоконник, показывал в небе красноватую точку размером с божью коровку. - Теперь вникай, как в книгах астрономических Марс изображен. - И выискивал на пергаменте закорючку, подобие высохшей ветви. - Сие Меркурий. Управляет болезнями, желаниями, долгами, торговлею и боязнью... Юпитер - честью, побуждениями, богатством, опрятностью.

- А Луна? - любопытствует Иоганн.

Отвечает ему чародей:

- Ранами, снами и грабежами заведует Луна.

Щурится отрок на Луну, сызнова вопрошает:

- Ваша милость, как же влияют небесные светила на мертвое и живое, коли они столь малы, не более божьей коровки, а Земля беспредельна?

- Достохвальна пытливость твоя, милый отрок, - говорит магистр,- но и самая малая звезда на небе, что нам снизу едва ли покажется с большую восковую свечку, на самом деле больше, чем целое княжество. Небо в ширину и длину больше, чем двенадцать наших Земель, и хотя Земли на небе не видать, однако многие звезды поболее, чем сия страна. Одна величиной с город, а там другая окружностью со Священную Римскую империю; эта протяжением с Турцию, а планеты - каждая из них такой величины, как вся Земля.

Внимает Иоганн поучениям замысловатым. Нелегко единым махом астрологические таинства уразуметь, уяснить, как по расположению светил в день чьего-либо рождения составить гороскоп^*, судьбину предопределить навеки.

^* (Гороскоп - таблица расположения звезд, служившая для мистических предсказаний о чьей-либо судьбе.)

Над амбаром, над купами ночных дерев зависла звезда волосатая. Страшна кометища, хвостата, того и гляди низвергнет пламень на град Вейль, на обидчиков магистровых.

- Герр магистр, не боязно волосатую звезду в шкуре возить бычьей? - выпытывает Кеплер. - Зазевался, а она - вжик! - и полыхнет. А хвостище-то, хвостище, страшенный какой!

- Да смирная она, ручная, - успокаивает отрока фокусник. - Нешто и впрямь страшенна? Вот полвека назад явилась комета - истинно чудовище небесное. Послушай-ка, что о ней писали в ту пору. - Магистр придвинул свечу, зачитал по книге: - "Звезда волосатая сия была столь ужасна и страшна, она порождала в народе столь великое смятение, что некоторые умирали от одного лишь страха, а другие сильно заболевали. Она представляла собой светило громадной длины и кровавого цвета; в вершине ее видна была сжатая рука, держащая длинный меч, как бы готовый разить. При конце ее клинка видны были три звезды. По обе стороны хвоста сей кометы виднелось много топоров, ножей, мечей, обагренных кровью, а посреди них видны были перекошенные человеческие лица со всклокоченными бородами и дыбом стоящими волосами".

- Истинно чудовище небесное, - соглашается Иоганн, разглядывая комету над амбаром, над купами ночных дерев. - Ваша милость, ежели вы звездами повелеваете, письмена читаете в небесах, ежели предсказываете богатства - отчего сами нищи и наги?

- Оттого залатан мой кафтан, что лишь бедному дано прозревать грядущее. Лишь у бедняка глаза не затуманены завистью, алчностью, злобой, - говорит Клаускус. - Слышишь, скрипка поет в трактире. Люди бедняка кузнеца поминают добрым словом. А протянет ноги судья, окочурится лиходей, на дыбу и костер посылавший, - и проклянут лиходея, а могилу заплюют.

Чадит свеча. Филин гукает у реки, распугивает тьму. Серебрится свод небес, к коему звезды приколочены гвоздями алмазными.

...Фокусник съехал из "Веселого ночлега" неделю спустя. Прошение к герцогу Вюртембергскому, как было обещано, он сочинил; повелел строго-настрого по осени везти прошение в канцелярию его высочества, уповая на милость его и помощь.

Провожали магистра Иоганн Кеплер да друг его неразлучный Мартин Шпатц, вечор прибыл водой он с лесоповала, навещал дровосека-отца.

У околицы, там, где дорога ныряла в дебри лесные, магистр остановил ведомого под уздцы Буцефала.

- Прощайте, милые отроки, - заговорил магистр опечаленно. - Авось еще свидимся когда-либо. Путь мой к морю студеному, с попутным ветром, вослед за весной. А оттуда - в Московию, во владения российские. Прощевай, Иоганн Кеплер, выучивайся на полководца.

- Я, ваша милость, подамся в астрологи, гороскопы составлять, судьбу предсказывать... - отвечал, едва не плача, Иоганн.

Усмехнулся фокусник, морщины разгладились на лбу.

- Один искусник некогда предсказал всемирный потоп. Люди легковерные заблаговременно запаслись лодками. А Ориоль, лекарь тулузский, подобие Ноева ковчега соорудил. Но и доселе не извергнулся потоп на грешную Землю. Потому запомни: не столько знание небес потребно астрологу, сколько смекалка... Прощайте, милые отроки, - повторил магистр, сгреб друзей в охапку и поднял высоко над собой. - Кланяются вам низко скакун Буцефал, фазан Бартоломео да ворон Батраччио.

- Дозвольте проститься с Батраччио, ваша милость, - попросил Иоганн.

- А мне с Буцефалом, - молвил Мартин: страсть как любил он лошадей.

- Прощайся, - согласился фокусник и посадил Шпатца верхом на мерина.

Иоганн обежал фургон, приподнял полог, тихо проговорил в сторону клети с вороном:

- Батраччио... Господин Батраччио, прощайте...

Молчание. Неужто заснул ворон?

Подошел фокусник, руку положил Иоганну на плечо, произнес громким шепотом:

- Эх, полководец легковерный. Не счесть чудес на свете, да не бывает говорящих воронов. - Колдун подмигнул Иоганну, прокричал гортанно, точь-в-точь ворон:

- Пр-рощай, Иоганн Кеплер-р! Не поминай лихом вор-рона Батр-раччио!"

Ну и диво-дивное: рта не раскрывая, губами не шевеля, каркал Лаврентий Клаускус ученой птицей! Вскочил на козлы, вожжи вкруг ручищи обмотал.

- Слазь с Буцефала, зашибет! - гаркнул он Мартину и вот укатил, растаял в чащобе.

- Чудеса! - сказал Мартин.

А Иоганн заплакал.

Трое богомольцев странствующих, в лохмотья облаченных, вышли из лесу. Двух отроков заметили на поляне. Белесый и толстый отрок улыбался растерянно, чернявый и тонкий плакал навзрыд. Из дальних краев возвращались богомольцы, из обителей святых. Бесценные реликвии несли в котомках: набальзамированный палец святого Антония, клок волос святой Софии, ладанку с прахом святого Фридриха, клок бороды святого Эгидия, кишки святого Бонифация. Услыхали странники: песня вознеслась позади.

И долго над сводом зеленым земли, под голубым сводом небес витала старинная песня крестоносцев, распеваемая магистром всех свободных наук:

 Уже на Рейн вступает осень,
 А мы ушли на край земли,
 И наши кости на погосте
 Пески пустыни занесли.