В письме ко мне весной 1928 года Горький писал из Сорренто: "В Россию еду около 20-го мая. Сначала в Москву, затем - вообще. Обязательно - в Калугу. Никогда в этом городе не был, даже, как будто, сомневался в факте бытия его и вдруг оказалось, что в этом городе некто Циолковский открыл "Причину Космоса". Вот Вам!"
Какая-то часть нынешнего мира, испытавшая шок от появления в небе "советской Луны", сейчас спрашивает: как же это случилось, что русские очутились впереди всех?
Я говорю: какая-то часть нынешнего мира.
После Великой Октябрьской революции мир раскололся на две части.
Были люди, признавшие, что социальный переворот в России означает вступление человечества на новый, еще невиданно просторный путь развития. Они приветствовали первое государство социализма. Они радовались его успехам.
И были люди, убежденные, что социалистический "эксперимент" если не лопнет через несколько месяцев, то неминуемо приведет Россию к полному одичанию. Они сделали все от них зависящее, чтобы помешать упрочению социализма, и после грубых провалов своего расчета принялись утешать себя и вбивать в головы другим, что Советский Союз - страна жалких дикарей.
Эта вторая часть мира, давно и сильно убывающая численно, затвердившая, что из Страны Советов, как из Назарета, ничего не может прийти хорошего, эта часть мира и задается сейчас недоуменным вопросом: как случилось?..
Людям этим можно дать только один ответ: отнеситесь к своему вопросу вдумчиво. Приглядитесь к факторам, действующим в новом устройстве жизни, созданном за сорок лет советским народом.
У нас не только возникли, но укоренились, стали бытом совсем особенные связи личности с обществом. На примере науки это видно, может быть, наиболее ярко.
Революция с самого начала обратила взор ученых к жизни, ее задачам, ее общенародным целям. Лозунг сближения теории с практикой упорно разрушал сложившуюся издавна отчужденность кабинетного ученого от работника промышленности, от строителя, земледельца. Отсталость техники в прошлом была обусловлена оторванностью науки. Это пагубно отражалось и на самой науке. Инерция дореволюционного отношения ученого к жизни была сломана. Ученый поверил, что наука поддается планированию, что ее идеи, пусть самые "отвлеченные", могут быть включены в более широкие, общенародные планы и от этого научная мысль выиграет, скорее приобретет могущество и реализуется в масштабе, совсем неизвестном отшельнику Фаусту.
Идея организации ученых в тесный, единый коллектив для свободного универсального сотрудничества была выдвинута Владимиром Ильичем Лениным. В разгар гражданской войны, когда советский народ нес тяжкие жертвы и беззаветно бился за свою независимость, Ленин сделал для науки все, чтобы спасти ее для будущего, призвав к этому благородному делу М. Горького. Мы помним не только борьбу великого писателя за улучшение быта ученых в пору великой нужды, разрухи и голода, но и вдохновенную его заботу о продолжении научных занятий всеми учеными.
Десятилетия Коммунистическая партия и Советское правительство наращивали всестороннюю помощь самым смелым, самым широким начинаниям и замыслам ученых, проявляли и проявляют великую заботу о расцвете науки. Шаг за шагом образовался новый тип Академии наук с ее раскинутой по всему Советскому Союзу сетью научных институтов, лабораторий, с ее неисчислимыми контактами с индустрией, со строительством.
Внутренне схема титанического коллектива советских научных работников вовсе не единообразна: она едина, по разновидна. Работают большие, маленькие коллективы, но работают и крошечные ячейки, и отдельные ученые - вполне индивидуально. Разум и вера в него господствуют в общем труде.
Перевоспитание человека прошлого, сотворение новой личности - глубочайший смысл эпохи, зачатой Октябрем.
Само понятие "революционер" претерпело в нашей стране метаморфозу. От мещанского привкуса, которым его враждебно наделили: революционер - это разрушитель, - оно было избавлено ходом социалистического строительства. Революционер стал синонимом созидателя. Было предано позору понятие, неотделимое от старого общественного уклада, - выгода. Нажива, корысть, спекуляция - десятки подобного рода прежде обиходных в обществе, присущих ему явлений - перешли в категорию преступных.
Все это изменило и продолжает изменять взаимоотношения личности и коллектива в нашей стране.
На беглый взгляд, такие темы не касаются научно-технического события, о котором идет речь. И, однако, это так. Мы никуда не уйдем от факта создания первого искусственного спутника Земли именно учеными Советского Союза. Нас спрашивают: как это могло случиться? Мы отвечаем: это могло и должно было произойти при новых общественных отношениях, в новых условиях социалистического труда.
Нас спросят: как можно смещать проблему научно-технического ряда в плоскость морали? Отвечу так: во-первых, мы русские. Во-вторых, смещение одного ряда явлений в другой мы допускаем в силу вынужденности.
Мы многое сводим к вопросам морали. Для подкрепления мысли сошлюсь еще раз на слова Горького в другом его письме ко мне из Неаполя весной 1926 года: "Дорогой мой Федин, - нашу беседу об искусстве мы - истинно по-русски - свели к вопросам морали". Здесь хорошо слово: "истинно по-русски".
Но я, возможно, удержался бы от нашего национального недостатка (если это недостаток), когда бы разговор о морали не был отчасти вынужденным.
Мне очень понравилось сообщение корреспондента из Нью-Йорка о том, что американские дети прозвали спутник Земли "бэби мун" - маленькой Луной. Но в том же номере газеты сообщалось об одном американском дяде, который заявил, что "...будущее Соединенных Штатов в опасности...", имея в виду ту же, ни в чем не повинную бэби мун.
Очевидно, это также не что иное, как перенесение проблемы из научно-технического плана в плоскость морали... Только какой морали? - вот вопрос к американскому дяде. Но дяде, право же, нетрудно ответить: не надо ставить Соединенные Штаты перед опасностью, не надо гнать их к ней - и никакой опасности не будет.
Весь мир сегодня говорит, что с созданием первого искусственного спутника Земли человек вступает в новую эру. Советский народ разделяет этот взгляд на великое событие. Мы гордимся тем, что стали пионерами предстоящих межпланетных путешествий. Мы счастливы, что калужский мечтатель с его "Причиной Космоса" первый указал путь завоевания всемирных пространств.
Но наша гордость, наше счастье не означают, что мы собрались обездолить другие страны, отнять у них их гордость, их счастье и тем более поставить их перед "опасностью". Мы умеем быть счастливыми гордостью любого народа - это тоже завоеванная нами мораль, мораль советского общества, строящего будущее во имя человека.
Что же до науки, из побед которой складывается счастье всего человечества, то сегодня, в дни торжества советской науки, - глубокий поклон нашим ученым, нашим инженерам, нашим первым небопроходцам.
И - с наступающим сорокалетием Великого Октября, дорогие советские труженики!