Глава 8. Красная площадь

Самолет

У наших звездных весен есть начало, 
У наших звездных весен нет конца.

И. Мирошников

Знаете, каким он парнем был?

Из песни

И в будни, и в праздники она торжественна, как гимн, Красная площадь. И когда думаешь об истории человечества, Истории с большой буквы, перед глазами всегда встает эта священная частичка русской земли - Красная площадь. Красная площадь хранит память о Владимире Ильиче Ленине. О первых красноармейцах. О солдатах, уходивших в 1941-м на фронты Великой Отечественной. О Дне Победы. О трудовых подвигах... Все самое главное, самое важное в жизни страны и у каждого из нас связано с Красной площадью.

Юрий Гагарин впервые увидел Красную площадь еще мальчишкой. Он собирал открытки с видами Москвы и долгими зимними вечерами, устроившись у теплой печки, раскладывал свою коллекцию и начинал путешествие по столице. Мог назвать улицу, проспект. Из всех площадей самой близкой была Красная. Засыпая, паренек давал себе слово обязательно когда-нибудь взглянуть на площадь хоть краешком глаза. Через несколько лет, собираясь в ремесленное училище при Люберецком заводе сельскохозяйственных машин, сделал крюк и поехал по маршрутам старых открыток. Прошел пешком пол-Москвы, в начале улицы Горького остановился - впереди уже виднелись знакомые красные кирпичные стены и дальше, за поворотом, начиналась Красная площадь.

- Мальчик, ты не скажешь, как попасть на Белорусский вокзал?

- Быстрее всего на автобусе. - Он отвечал почти машинально. - Остановка рядом.

- Мальчик, где площадь Маяковского?

- Прямо по этой улице. Десять минут ходьбы. Две остановки на автобусе.

Не оглядываясь, он пошел вперед. Там, на Красной, никто ни о чем не спрашивал. Никто не обращал внимания на школьника в старенькой белой рубашке и перешитых брюках. Люди просто стояли, смотрели и думали. И Юра тоже смотрел на кремлевские звезды, на Мавзолей и думал. Почему-то вспоминалось лето 1941-го и осень в приближающемся грохоте канонады, и первый класс. Учительница Ксения Герасимовна показывала, как нужно правильно писать палочки и крючочки. Палочки у Юры получились сразу, а крючочки никак не выходили.

14 апреля 1961 года. Москва, Красная площадь

- Ничего, Юра, - Ксения Герасимовна ласково погладила его по голове. - У тебя обязательно получится. И фашисты никогда не смогут победить страну, в которой дети умеют читать и писать.

- Я завтра обязательно принесу все крючочки, которые мы проходили.

- Верю тебе, Юра.

В тот день он не пошел с мальчишками на выгон, как обычно, слушать далекий грохот орудий. Сидел в избе и, напрягая все силы, до боли в пальчиках, выполнял задание - от этого, быть может, зависела судьба страны. Когда уже почти получилось, над домом раздался страшный вой. Мальчик бросился к окну. Самолет с большими красными звездами, неровно покачиваясь, пронесся над самой крышей и скрылся за околицей. За ним, чуть повыше, прошел второй. Юра, схватив старую фуфайку, стремглав выскочил на улицу. Издалека увидел - первый самолет упал на поле, а другой, тоже со звездами, идет на посадку.

- Дядя, вы ранены, дядя? - Юра подбежал к исковерканной машине.

- Это пройдет, сынок, - устало улыбнулся летчик. - Помоги-ка мне выбраться.

Первоклассник с трудом вскарабкался на крыло изрешеченной пулями машины, попробовал вытащить пилота. Сил не хватало.

- Отдохни, сынок, - остановил его авиатор. - Тебя как звать?

- Юра. Гагарин, - чуть не плача от собственной беспомощности, ответил мальчуган.

Рокот мотора заглушил его слова. Второй истребитель, сделав круг над лесочком, плавно приземлился, порулил через выгон. Развернув самолет против ветра, летчик осмотрел небо, выключил двигатель, легко выпрыгнул из кабины. Вдвоем с Юрой они вытащили раненого, отнесли на лужайку.

- Полетим на моей машине, - сказал второй летчик. - Твою придется сжечь.

- Недешево мой ЛАГГ достался фашистам. Но все-таки жалко.

- Выхода нет, фронт рядом.

Юра слушал их разговор и чувствовал, что вот сейчас, скоро двое улетят и он, быть может, никогда их больше не увидит.

- Я сейчас, дяденьки, мигом.

Пилот, вышедший невредимым из боя, уже переливал бензин в бак своей машины, и быстроногие деревенские мальчишки крутились кругом, когда Юра вернулся. Подойдя к раненому, мальчик положил на траву буханку хлеба, кусок сала, поставил кринку молока.

- Вот, дяденьки, возьмите.

Летчики молча переглянулись, посмотрели на паренька.

- Спасибо, - сказал раненый. - Мы действительно зверски проголодались. Спасибо.

Они отломили по крохотному кусочку хлеба, сделали по одному глотку из кринки.

- Вкусное молоко, парное. Ты настоящий товарищ, Юра. Только не обижайся, но нам есть больше нельзя. Понимаешь, самолет перегружен, каждый лишний грамм веса тянет к земле. Отнеси все это домой, пригодится. И обязательно расти сильным.

- Я буду летчиком, - покраснев от смущения, признался мальчик.

- Хорошая мечта. Желаем тебе высокого неба, Юра. Будь здоров.

Догорал за деревней Клушино подбитый советский истребитель. А второй, тяжело оторвавшись от зеленого поля, низко уходил в ту сторону, где грохотала канонада. Почти коснувшись верхушек деревьев, машина скрылась за лесом. Юра смотрел ей вслед, и слезы застилали глаза. Но, словно устыдившись своей слабости, мальчик вытер их рукавом ватника и пошел по пыльной проселочной дороге к своей избе. При свете керосиновой лампы до поздней ночи писал крючочки, и они получились очень прямые и красивые.

- Молодец, Юра, - похвалила учительница. - У тебя получилось лучше всех. Завтра начнем писать букву "А".

Это была единственная буква, которую первоклассник только-только научился выводить. В сентябре 1941-го в деревню ворвались фашисты. Трое с автоматами пнули сапожищами дверь гагаринской избы, один схватил Юру за шиворот, толкнул в сени. Крича непонятное "шнель, шнель", остальные вышвырнули из дома мать, сестру, маленького братишку Борьку. Борька упал и громко заплакал. Причитания матери, Борькины слезы, острая жгучая обида - все слилось воедино. Не помня себя, Юра схватил камень и швырнул в ненавистный мундир. Фриц осклабился, вскинул автомат, но, видимо передумав, аккуратно поднял с земли маленького Борьку и потащил к яблоне. Лениво похлопал ребенка по щекам, не спеша затянул на его шее шарф и, как петлю, перебросил шарф через сук дерева. Борька - крохотный, беспомощный - захрипел, забился, потом как-то обмяк, бессильно опустив ручонки. Мама, забыв обо всем на свете, дико закричала и бросилась на оккупанта. У нее был такой страшный вид, что даже Юра испугался.

- Хальт, хальт, - фашист поднял автомат и попятился.

Борьку едва спасли. И Юра, прижимая к себе братишку, вдруг отчетливо понял: в их деревню пришла война. Не та, про которую говорили взрослые, не та, орудийные отзвуки которой доносились раньше до околицы. Другая. Самая настоящая - большая и страшная. Эта война закрыла школу, сожгла в дымном костре оккупации красивые буквари, иссушила черным горем лицо матери и сестры Зои, отняла их избу, и они ютились теперь в темной землянке в конце огорода, отрезанные от всего мира, - ни газет, ни радио, ни писем. Никто не знал, где фронт, что делается в родной стране, удалось ли остановить фашистов. Клушино, погруженное в мучительный мрак неизвестности, жило лишь одним словом: Москва. Люди верили: из Москвы обязательно будут хорошие известия. И весточку непременно доставит на самолете летчик-истребитель, считал Юра. Иначе как же пробиться? Только по воздуху.

Юрий Гагарин - ученик ремесленного училища

Самолет прилетел. Он пронесся над крышами и засыпал деревушку хлопьями листовок. Юра поймал две. Одну спрятал под рубашку, другую долго рассматривал, вертел в руках, нашел в тексте знакомую букву "А", очень заволновался, побежал домой: если напечатана самая первая буква алфавита, - значит, в листовке непременно что-то важное.

- Гитлеровцев... разбили... под Сталинградом, - прочитала сестра Зоя и заплакала. - Гитлеровцев разбили под Сталинградом! - звонко и весело повторила сестра.

Деревенька подняла голову - страна громила врага. И мама впервые за долгие месяцы широко улыбнулась - в их землянку пришел праздник. Скоро наступил второй - фашистов погнали и от их деревеньки, и жизнь начала налаживаться.

В старой бане открыли школу, на деревенских улицах застучали топоры, зазвенели песни. Клушино поднималось из руин. Дальше, за околицей, из руин и пепла поднималась страна. Стране позарез нужны были крепкие рабочие руки, чтобы строить дома, варить сталь, делать станки и трактора.

- Дед твой, Тимофей Матвеевич, знатным путиловцем был, Юра. Рабочий человек всегда стоит на ногах твердо. Иди в рабочие, сынок, - напутствовала мама. - А что на Красную площадь хочешь заехать, так это ты правильно решил. Пройдись по ней, поклонись Ленину.

Так школьник в старенькой рубашечке впервые пришел на Красную площадь и дал себе слово стать настоящим рабочим. С Красной площади началась его трудовая биография. Строгие анкеты спрессуют потом в несколько строк учебу в ремесленном училище, диплом с отличием, заводские гудки перед утренней сменой, жаркий литейный цех, индустриальный техникум в Саратове.. . Но ни анкеты, ни время не будут властны над двумя краснозвездными истребителями, когда-то прилетевшими в мир его военного детства.

Истребители принесут через годы молодому литейщику-формовщику страстный, обжигающий зов неба. И сразу перевернется, переменится жизнь. Поблекнут вдруг прекрасные мечты, улыбка исчезнет с лица. Ни лекарства, ни книги, ни музыка не помогут освободиться от навалившейся болезни. Болезнь эта - тяга к небу. Только на обыкновенном поле, где стоят зачехленные самолеты, где терпко пахнет свежескошенной травой и бензином, где навстречу утренней заре летит рокот моторов, он чувствовал себя счастливым и сильным.

Ликует Земля, ликуют народы

Поле было в Саратовском аэроклубе. Все чаще, будто случайно, забредал туда паренек. С щемящей, непонятной грустью смотрел на взлетающие самолеты. На лекциях, на заводе, на улице глаза как-то непроизвольно отыскивали среди ветвей и оконных рам далекую голубую синь.

- Тебе надо влюбиться, Юра, - советовали товарищи. - Смотри, сколько мировых девчонок вокруг. А то ты совсем вяло стал в баскетбол играть. Без тебя ведь команда пропадет.

- Я влюбился. Только не знаю в кого.

Через неделю Гагарин написал заявление в Саратовский аэроклуб. Первая и единственная болезнь бесследно прошла. На лице снова появилась добрая замечательная улыбка, мир наполнился светом, пением птиц. Озаренный этим светом, он до поздней ночи гонял мяч, учился, работал, летал, выступал на соревнованиях, тренировался, ходил в походы, не пропускал новых кинофильмов, вызывал умиление библиотекаря списком прочитанных книг. Нет, семнадцатилетний Гагарин не был разносторонне поверхностным. Все, что он делал, было сработано обстоятельно, добротно, на совесть - по-гагарински.

В баскетбол играл с азартом и увлечением - буквально забрасывая противника мячами. Летал жадно, одержимо, словно ему не хватало всего неба. Учился на одни пятерки - получил второй диплом с отличием. Читал, проникая в самую суть. Он просто жил. Честно, широко, красиво, наполнено, интересно. Многие считали его счастливчиком от природы - все ему давалось внешне легко и просто. Но только самые близкие знали, как он рвался вперед, ошибался, начинал и бросал, метался, заходил в тупики и выбирался. В ремесленном училище, например, Гагарину не сразу далась формовка. Он выпросил у стекольщиков кусок замазки и все лепил из нее замысловатые детали и вдавливал их в цветочные горшки. Каждый день раз по сто. К концу обучения превзошел в формовке старого опытного мастера. В аэроклубе, перед первым прыжком с парашютом, Юра почувствовал леденящий, пронизывающий насквозь страх. Обернулся к товарищам, улыбнулся и. . . прыгнул. А потом все каникулы прыгал с обрыва в речку - каждый день по пятьдесят раз - и научился управлять инстинктом самосохранения, заложенным в нас природой, и ничего разумно не бояться.

Первая встреча на Земле

Быть может, именно в те годы рабочий человек Юра Гагарин становился космонавтом Юрием Гагариным. И когда стране потребовались смелые, мужественные люди для штурма космоса, страна выбрала их из племени мальчишек военного времени. Литейщик-формовщик Юрий Гагарин, отлично закончивший к тому времени аэроклуб и Оренбургское военное авиационное училище летчиков, отслуживший три года в суровых условиях Севера, прошел жесткую медицинскую и мандатную комиссии, стал кандидатом в группу советских космонавтов первого набора. В тот светлый день, в ожидании вызова, молодой летчик второй раз пришел на Красную площадь. Все тут было как несколько лет назад. Так же ярко горели звезды Спасской башни. Звонко били куранты. Нескончаемый людской поток шел к великому Ленину. Люди думали о чем-то своем, смеялись, фотографировались на память. Еще не было привычных слов "Байконур", "Восток", "Главный конструктор", "космонавт", "Звездный". . . Лишь Красная площадь, величественная и строгая, спокойно готовилась к главному старту планеты. 14 апреля 1961 года она взорвалась бурей аплодисментов.

Море улыбок. Океан радости. Через три часа после старта 'Востока-1' на Кировском проспекте в Ленинграде

- Наш народ своим гением, своим героическим трудом создал самый прекрасный в мире космический корабль "Восток" и его очень умное, очень надежное оборудование, - восторженно и звонко звучал над площадью голос первого в мире космонавта. - От старта и до самого приземления у меня не было никаких сомнений в успешном исходе космического полета. Мне хочется от души поблагодарить наших ученых, инженеров, техников, всех рабочих, создавших такой корабль, на котором можно уверенно постичь тайны космического пространства. Позвольте мне поблагодарить всех товарищей и весь коллектив, подготовивший меня к полету... Позвольте заверить вас, дорогие москвичи, что мои друзья летчики-космонавты также готовы в любое время совершить полеты вокруг нашей планеты. Можно с уверенностью сказать, что мы на наших космических кораблях будем летать и по более дальним маршрутам...

Он в третий раз стоял на Красной площади. Уже не мальчиком в белой рубашке, не безымянным летчиком, а Героем. И над Москвой плыл зеленый, солнечный, слегка окутанный теплой дымкой апрель. Весенний

ветер разносил по миру восторг и аплодисменты Красной площади. Где-то на дорогах останавливались машины - усталые шоферы, включив радиоприемники на полную громкость, слушали голос из столицы. Где-то в школах срывались занятия, и учителя, быть может, впервые не жалели об этом. Где-то с радостным криком появлялись на свет мальчики и девочки, и их называли Юриями и Юринами. Альпинисты, поднявшись на недосягаемую заснеженную вершину, присвоили пику его гордое имя. .. Все в те минуты и дни делалось для него, посвящалось ему, чтобы в детях, в станках, в машинах, в названиях вершин и городов навсегда сохранить память о фантастическом событии, потрясшем планету. А он скромно стоял на трибуне неподалеку от Мавзолея и улыбался. Мелькали плакаты, портреты, знамена, праздничные лица. Группа молодых рабочих с транспарантом "Чур, я второй" пробилась почти к самой трибуне, Гагарин увидел их, засмеялся:

- Второй уже есть, ребята!

Ответ услышали. Площадь замерла на мгновение - и вдруг взорвалась новой бурей аплодисментов. Гагарин восторженно хлопал вместе со всеми, потом, когда гул оваций немного затих, наклонился к Главному:

- Народ требует, Сергей Павлович.

- Ладно, ладно, - тихо ответил Королев. - Подумаем, посоветуемся.

- Чего ждать, Сергей Павлович, - подключился к разговору Герман Титов. - Теперь уже можно. После Юриного полета можно.

- Нетерпеливые вы, орелики, - улыбнулся академик. - Всему свое время.

Ни Гагарин, ни Титов не подозревали в ту торжественную минуту, что Главный, осмотрев в районе посадки первый обуглившийся "Восток", уже отдал распоряжение одному из своих заместителей готовить к старту второй корабль. Но для себя Королев еще не решил основного: на сколько витков рассчитывать новый полет? Мнения специалистов тут разойдутся. Одни до хрипоты будут отстаивать трехвитковую программу, другие проголосуют за пять витков. О большем никто даже не осмелится подумать: в промежутке между восьмым и тринадцатым витками посадка корабля приходится на территорию Атлантического океана. Домой вернуться можно лишь с шестнадцатого или семнадцатого витка. Но это - нереально. Королев молча всех выслушает и тихо скажет:

- Летать будем сутки. Нужна глубокая проба, чтобы космонавт не мелькал в космосе, а жил там и работал. Только тогда можно сказать, что мы прочно стали на орбиту.

И Герман Титов намотает семнадцать витков на голубой планетный шар и встретит семнадцать космических зорь. Андриян Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский, Валентина Терешкова стартуют вслед за ним. Они будут исследовать невесомость, выполнять сложные научные эксперименты, просто работать, как работают люди, уезжая в дальние командировки. Но никто еще не знает об этом. Даже академик Сергей Королев. В тот первый звездный апрель, четырнадцатого дня, Главный стоял со своими питомцами на Красной площади и щедро улыбался миру.