Часть третья. Сильней земного притяжения

Глава 1. Первый отряд

О Сергее Павловиче Королеве, Михаиле Кузьмиче Янгеле, Мстиславе Всеволодовиче Келдыше написаны десятки статей, книг. Но некоторые имена выдающихся конструкторов долгое время были известны только узкому кругу людей.

К плеяде создателей ракетно-космической техники относится и Николай Алексеевич Пилюгин, главный конструктор систем управления, академик, дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий.

Его судьба была обычной для своего времени. Родился в бедной крестьянской семье в Красном Селе Ленинградской области. Земля тянула к себе, но пересилило другое - любовь к механизмам, машинам, радио. Подался в город и устроился подручным слесаря.

Познание мира началось для него, как он позже признается, в стенах Московского высшего технического училища имени Н. Э. Баумана. Потом - "школа" Центрального аэрогидродинамического института имени Н. Е. Жуковского, знаменитый ЦАГИ. Он был на переднем крае борьбы за новые самолеты и конструкции, штурмующие пятый океан. Работал одновременно слесарем, инженером, конструктором.

Война внесла в жизнь свои коррективы. Новая техника, которую он разрабатывал, испытывалась уже во фронтовом небе. Когда обстоятельства потребовали, чтобы конструктор превратился в организатора, он им стал.

Исполнилась его мечта - быть причастным к штурму Вселенной. Отныне жизнь Николая Алексеевича Пилюгина протекала по замкнутому кругу - лаборатория, цех, полигон. В короткий срок предстояло создать невиданную технику и приборы. Он явился основоположником создания систем управления советских ракет-носителей, космических станций.

Даты истории - как вехи его биографии. Первый искусственный спутник Земли, фотография обратной стороны Луны, полет Юрия Гагарина, первая стыковка в космосе, полет орбитальных станций, старты к Венере и Марсу...

Его ученики работают во многих научно-исследовательских институтах и конструкторских бюро страны...

Работая над книгой, авторы решили встретиться с рабочими, исследователями, хорошо знавшими ученого. Не потому, что судьба не подарила им встреч с конструктором, просто они считали, что в этой, одной из первых публикаций об Н. А. Пилюгине стоит привести воспоминания людей, близких ему, проработавших с ним не один год. Их рассказ и создает коллективный портрет ученого.

К. СКРИПОВ. Однажды Николай Алексеевич вызвал меня и говорит: "Будешь заниматься такими-то ракетами". И мы стали работать над новыми изделиями Королева.

Спустя какое-то время докладываю Пилюгину: "Дела У нас идут неплохо, но боюсь, всей работы мы не осилим". Он был категоричен: "Запомни: плохо, когда нет работы, а когда много работы - это хорошо, и надо так работать, чтобы ее всю сделать". Это у меня осталось на всю жизнь: чем больше работы, тем лучше.

С этого домика начинался Звездный

П. СЕРГЕЕВ. Дело было на стенде. Мы копались в одной конструкции, паяли, перепаивали. В четыре часа одна из монтажниц неожиданно встает и собирается уходить. Рядом сидит Николай Алексеевич, около него - целая толпа всяких начальников.

"Вы куда?" - спрашивают ее. Она: "У меня рабочий день закончился!" Ей отвечают: "Вас просит остаться Пилюгин". Та ни в какую: "А что мне Пилюгин? Есть мастер Жуков, он мне ничего не сказал..."

Пилюгин: "Правильно, у нее начальник мастер Жуков. А вы можете мне оставить паяльник до утра?" Женщина уважительно: "Вы человек пожилой, вызывающий доверие. Я вам оставлю паяльник".

Николай Алексеевич сел за работу сам.

Мы знали, что в тот день, когда играет "Спартак", он уезжает домой в 19 часов, то есть сразу после работы, и никого вызывать не будет. А так всегда обижался, если человек уходил рано... Не потому, что человек недорабатывал, а просто ему казалось странной жизнь вне работы. Он говорил: "Я тебя искал в восемь (вечера), но почему-то не нашел". Никаких выговоров он не делал, а просто по-человечески обижался.

С. МИХАЙЛОВ (лауреат Ленинской и Государственной премий, доктор технических наук). В свое время было много диспутов по поводу применения вычислительной техники. Пилюгин - не специалист в этой области, но у него была способность замечать главное в любом предмете. Наверняка мы не стали бы применять ЭВМ для решения задач управления, если бы не поддержка Главного.

Он был удивительный человек. Близился первый старт на Луну. Я в это время отдыхал в Сочи "дикарем", и Пилюгин не знал где. Вдруг милиционер приходит в мою комнатушку и требует на переговорный пункт.

Николай Алексеевич: "Слушай, Семен, скоро состоится запуск, а ты отдыхаешь. Не будешь жалеть, если пропустишь этот старт?" Признался, что "буду жалеть", и тут же к кассе - билетов нет. Николай Алексеевич: "Я тебе все устрою". Через несколько часов приходит правительственная телеграмма - и я лечу в Москву.

Если отвлечься от бытовых дел, я видел немного руководителей - и технических, и научных,- которые были бы так надежны, как Н. А. Он был уверен в своем окружении. Люди могли смело мыслить, смело работать. Себя он также не жалел. Однажды из отпуска привез тетрадку с расчетами новой системы. В отпуске произвел все теоретические расчеты.

К. СЕРЕГИНСКИЙ. Можно строить рабочие отношения на такой основе: каждый отвергает свое участие в неприятности. В такой ситуации Пилюгин придерживается другой точки зрения: "Ищи у себя". Даже если было ясно, что виноват двигатель, он ставил вопрос так: надо разобраться в системе управления, не могла ли она создать такую ситуацию.

Однажды вызвали на "фирму" к Королеву. Там застопорилась работа.

С. П. Королев: "Вы все мне срываете!" При испытаниях случился казус - обрыв... Звоню Пилюгину, рассказываю... Он: "Берите этот блок и до тех пор из цеха не выходите, пока не исправите и не закончите испытания..."

Он был требовательным, но и ласковым. Поэтому мы его и любили, уважали и работали, как он требовал.

Бывало, что конструкторы и технологи вопросы узлов и систем согласовывали долго и трудно. Тогда Пилюгин вызывал к себе и тех и других, загонял в небольшую комнату и говорил: "Не выйдете, пока всех подписей не будет". И то, что иногда месяцами не решалось, подписывалось в течение 15 минут. И дельное решение находили неожиданно, все вместе.

Николай Алексеевич любил повторять: "Ракеты не всегда летают так, как хочется. Они и плохо летают..."

Ф. ПЕТРОВ (Герой Социалистического Труда). Он всегда был собран. Настроен на работу. Принесут ему чертежи, он - за карандаш. Посмотрит и обводит круг: "Товарищи, здесь плохо, давайте сделаем вот так". Соглашались, иногда спорили. Практически всегда его решения принимались. Отличный был конструктор.

И любил новую технику.

А. АРУТЮНОВ (лауреат Ленинской премии). Некоторые вопросы, связанные с созданием новых изделий, он ставил во главу угла. У нас были большие трудности с многослойными платами, так как мы только начали их применять в наших разработках. Делались они тогда полукустарным способом и, конечно, не обеспечивали все наши потребности. Мы пошли к Николаю Алексеевичу. Как быть? И он, как потом оказалось, принял единственно правильное решение - организовать цех печатных плат. Мы сами его проектировали, оборудовали, и должен сказать, что в течение длительного срока он был одним из передовых в отрасли. Такие задачи ставил наш Главный.

П. НИКИТИН. Со временем я выработал свой стиль работы: сам себе писал технические задания. Сам их выполнял и не подозревал, что Николай Алексеевич за мной наблюдает. Ему, оказывается, этот метод понравился. И чтобы облегчить мне задачу составить самому себе очередное техническое задание, послал меня на космодром посмотреть, как работает мое изделие (это был запуск собаки Звездочки). После командировки я стал лучше понимать, над чем работаю.

Г. ГЕОРГИЕВ. Так получилось, что многие наши встречи с Н. А. происходили на космодроме.

Однажды Пилюгин собрал нашу бригаду и велел рассмотреть все существующие конструкции с точки зрения безопасности. Через три-четыре дня он приехал к нам и усмотрел существенную промашку - конструкция была сделана так, что ракета по получении сигнала готовности могла быть запущена из бункера еще до эвакуации обслуживающего персонала. Предложили ему несколько вариантов. Главный говорит (он меня называл "Жора из Одессы"): "Ты сделай так, чтобы я если и захотел придраться, то не смог бы". Придумали мы схему, доработали пульт, и Главный, действительно долго и внимательно все проверив, не сделал ни одного замечания.

Помню такой случай, его повторили в фильме "Укрощение огня". На космодроме был сухой закон. Пришли в столовую. Н. А решил нас побаловать: попросил у официантки бутылку коньяка. Только разлили, приходит председатель комиссии: "Что такое? На космодроме?!"

Н. А. мог возразить, и его бы послушали, но он: "Да, действительно, слейте из стаканов обратно в бутылку. Закон есть закон". Потом сам подошел к раковине и вылил коньяк.

Е. МАРЬИНА (кандидат технических наук). Я познакомилась с Николаем Алексеевичем Пилюгиным в апреле 1947года, когда пришла к нему на преддипломную практику. А после защиты диплома так и осталась у него работать.

Он был необычайно увлеченный человек. Это увлечение передавалось нам, его сотрудникам, настолько, что работа в выходные дни и праздники была совершенно естественным состоянием. Помню, однажды Н. А. принес листки, исписанные кривыми формулами, и сказал, как бы извиняясь: "Вчера я одной рукой качал коляску, а другой писал уравнения" (у него тогда только родилась дочь).

Он мог заинтересоваться любой, даже самой скучной работой, вплоть до длительных расчетов, которые в те времена велись практически вручную.

Ему были присущи необыкновенная техническая интуиция и чувство нового. Для нас, сначала молодых, а потом уже не очень молодых специалистов, он постоянно организовывал лекции, курсы, семинары, в работе которых принимали участие крупные ученые - Петров Б. Н., Колесников К. С., Цыпкин Я. 3.

Н. А. не был мягкотелым руководителем, но вместе с тем он не был и жестоким человеком. Его добрый юмор, хорошая, немного хитроватая улыбка смягчали людей в сложных ситуациях.

И. АЛЕКСЕЕВ. Помню, мы пришли к Николаю Алексеевичу с одной разработкой. Он посмотрел чертежи и говорит: "Сделано еще не все". Мы: "Как это не все? Мы и жесткость считали, и трение считали, и еще много чего". Пилюгин отвечает: "А вот рабочему вашу деталь будет неудобно обрабатывать. Потребуются специальные приспособления. Идите и делайте так, чтобы рабочему было легко работать". Он был сам когда-то рабочим и нас воспитывал заботиться о конструкции на всех этапах создания и предвидеть, как она будет работать дальше.

В. КОНСТАНТИНОВ (лауреат Ленинской премии). В 50-х годах мы начали готовиться к штурму космоса. Я тогда занимался кулачковыми приборами. Не вылезал из командировок. Часто мои приборы приходилось регулировать прямо "на ходу". Николай Алексеевич стоял иногда рядом, наблюдал. В принципе, он должен был дать аппаратуру на проверку кому-нибудь еще - не сбился ли я. Но он, смотря мне в глаза, говорил: "Ты уверен, что все правильно?" - "Да".- "Тогда подпишем". Он доверял рядовым инженерам. Это экономило много времени. И мы чувствовали, что у нас нет права на ошибку.

Он был аккуратным. Помню, как он с пристрастием относился к одежде. Во время одной из поездок на полигон к нему пришли инженеры - замухрышки какие-то, в куртках, в кирзовых сапогах. Раз зашли, два... "Нет, товарищи, так дело не пойдет. Оденьтесь нормально, приведите себя в порядок. Галстук обязательно", было его мнение.

А. ЗИНИН. Я влился в коллектив в 1963 году. Работал в экспериментальном цехе, где делали новые механические приборы. С ними было немало проблем. Пилюгин приходил к нам в день по три-четыре раза. Подходил к каждому рабочему, расспрашивал. Был очень вежлив. Если где-то что-то не получалось, сам брал чертежи, смотрел... Поражало, что Главный вникал в каждую мелочь! Удивлялись его способности держать в уме столько подробностей, целиком всю систему.

К. АРСЕНЬЕВ. Н. А. любил технологию, любил производство, любил подготовку производства. Мы, технологи, это чувствовали.

Свой рабочий день он начинал с производства. С 8 часов утра ходил по цехам. Обязательно вызывал технолога. Сидишь и ждешь звонка: "Зайди в цех, в термический". Думали, как он туда попал, зачем? Найдешь его в комнатушке. "Смотри, говорит, технолог, как же так можно?! Кругом непорядок, а какие приборы точные и хорошие делает этот человек (был такой умелец Семин). Не стыдно тебе? Значит, нужно сделать другую планировку цеха, выделять отсюда участок. Надо культуру производства улучшать! Завтра чтобы на столе у меня был план мероприятий" .

На другой день вызывает в гальванический: "А что здесь за порядок?! На полу вода, кислота". Я говорю: "Надо делать реконструкцию всего цеха".- "Надо!- отвечает. Вы, технологи, и должны работать!"

Как-то пришел в инструментальный цех, обратился к начальнику: "Когда этот узел по эскизам будет сделан?" - "Завтра".- "Там много работы. Успеете?" Начальник цеха подумал: "А если не успею - уволите?" А Пилюгин говорит: "А я кого-нибудь увольнял? Есть такой человек?" - "Да нет, таких нет"... Работали допоздна. И сделали все, что обещали.

Когда нужно было переезжать на новую территорию, он вызвал меня и спросил, собираюсь ли ехать. Ответил ему: "Нот, квартира тут недалеко, привык уже..." Тогда попросил меня съездить на новый завод. Вызывает еще раз: "Ну как?" Я: "Завод хороший, оборудование прекрасное. Как будто по выставке ходил! Правда, стоит пока, ничего не делает". Н. А.: "А как наши детали?" - "Запросто можно сделать!" - "Вот и стоит развернуться,- продолжал Главный.- Так что - надо переезжать сюда, нечего думать. Но помни - я никого не заставляю. Только если человек хочет работать, то работает творчески и хорошо..." В общем, он меня убедил.

И. АРКАДЬЕВ. Я встретился впервые с Николаем Алексеевичем в 1946 году. Когда только начались наши работы. Он уделял тогда много внимания экспериментальному производству, считая, что разрозненные мастерские, которые были у нас, не годятся для освоения новой техники. Механические точные приборы осваивали на небольших участках, а впоследствии они превратились в мощные цехи.

Пилюгин лично приходил в цех с утра, к тем, кто занимался точной механикой. Обязательно советовался с рабочими - с непосредственными исполнителями. И даже часто не вызывал начальника отдела.

Главный любил повторять: "Если что-то новое надо быстро сделать, отдайте в экспериментальный цех". Безусловно, рабочие никогда не подводили, выполняли работы в срок.

Когда Николай Алексеевич кому-либо что-то объяснял, то сам рисовал необходимую конструкцию. Он это делал так: брал лист бумаги, ставил палец в центр и зажимал карандаш. Делал окружность, какую с помощью циркуля не получишь. И дальше в том же роде. Был отличный чертежник.

Б. ЕВГЕНЬЕВ. Я пришел работать к Пилюгину в 1956 году. Мне повезло как испытателю - окунулся в бездну испытательской работы. Буквально сразу попал на космодром. Помню, приезжаешь с работы, падаешь на кровать от усталости, хочешь выспаться, а он звонит и говорит, какая программа на завтра. На следующий день в 8 часов уже на месте.

Любил шутить. Как-то пришел к нему подписывать документ, а он "серебрил" воду. Сделал мне знак не мешать. Затем разлил воду в два стакана - один выпил. Я его спросил: "Помогает?"- "Да, очень. Особенно если ты молодой и здоровый",- ответил он.

П. ГОРИН (кандидат технических наук). В 1947 году Николай Алексеевич был членом государственной экзаменационной комиссии на одном из факультетов Московского авиационного института. Проходила серия защит дипломных проектов у "нормальных" студентов. Были еще и "ненормальные". Нас так прозвали потому, что почти все наши однокурсники уже начали работать над дипломами, а мы сидели в аудиториях и слушали разные дополнительные лекции.

Группа "ненормальных" была единственная, экспериментальная и состояла всего из 11 студентов, набранных с разных потоков.

Наши занятия и защиты дипломов проходили на одном этаже главного корпуса, и мы часто "болели" у дверей до вечера. В один из таких вечеров в коридор вошел Николай Алексеевич, заговорил с кем-то из нас. Постепенно возник общий разговор. Он поинтересовался нашими планами на будущее и тут же пригласил приехать в НИИ поговорить подробнее о дипломах.

Спустя несколько дней после встречи мы поехали к нему. Он принял в своем крохотном кабинете, там мы еще раз поговорили о будущих научных направлениях и дали согласие на оформление нас техниками в его отдел.

Сейчас кажется наиболее примечательным то, что, предлагая нам определенные темы, он удивительно точно почувствовал характер и стремление каждого. Причем до такой степени, что мы и в дальнейшей работе с Пилюгиным в институте или в других организациях продолжали работать в тех же направлениях и дальше.

О. ЕРЕМИН. У него табличка стояла на столе: "Курить разрешается", хотя в последнее время он уже не курил. Для него характерно: он понимал, что у людей свои привычки, а совещания долгие.

По своей болезни он часто пил молоко, и, если кто-то присутствовал при этом, он угощал и его. Но не все пьют молоко, и Н. А. предлагал чай. Иногда беседы велись на повышенных тонах. А чай разряжал обстановку, делал ее более домашней.

В 50-е годы Николай Алексеевич увлекся фотографией. Но направление Николая Алексеевича было скорее - приборное. В первой половине 50-х годов у него были все виды советских фотоаппаратов, и он каждый по очереди пробовал. Снимал много, печатал мало. Однажды попросили его сделать контрольки всех негативов. И мы впервые увидели уникальные снимки. На многих - С. П. Королев.

Д. ПАЛЬЦЕВ (кандидат технических наук). Николай Алексеевич любил технику, интересовался ею. Коллекционировал замки. Делился с нами своими "замочными" историями. Однажды в шутку я спросил: "У вас есть пневматический замок?" Он удивился. Пришлось на ходу придумывать: "Там... такая... трубка, в нее надо дуть..."

Через некоторое время он встречает меня и говорит: "Придется домой ехать, жена "грушу" забыла, домой попасть не может..." Оказалось, что он сконструировал сам пневматический замок и в него надо было дуть "грушей ".

С. МИХАЙЛОВ. Жил он очень просто... Когда получил новую квартиру, мы поинтересовались - как с мебелью. Он удивился: "Спальня из двух кроватей у меня есть, стол... письменный тоже".

У него не было любви к вещам. Исключение составляла музыкальная аппаратура. Слух у него был неважный. Музыку он воспринимал через супругу - Антонину Константиновну, у нее хороший слух, музыкальное образование...

Ему нравился сам процесс подбора соответствующих вещей для записи. Сам процесс записи. Он лазил в свои магнитофоны и изучил их досконально. Надо сказать, что в этом смысле его хобби смыкалось с той работой, которую он вел.

А. ЗИНИН. Он был необыкновенной скромности. У меня жена работала медсестрой в стоматологическом кабинете. Она рассказывала: придет Николай Алексеевич и, как все, сядет в очередь к врачу Акинфеевой. Сидит и ждет спокойно. Не как некоторые "большие начальники" - шуму наделают, заявляя о своей исключительности, хотя не так заняты, как был занят работой Главный.

С. ИВАНЧЕНКОВ. Это был июль 1982 года. Его болезнь прогрессировала. И уже несколько недель он лежал в больнице. Но все равно каждый день мы докладывали ему о нашей работе. Он много читал. Требовал, чтобы ему привозили книги.

2 августа он умер. В этот день многие плакали. И никто не стеснялся своих слез.

В конструкторском бюро уже разрабатывался космический корабль, способный доставить на орбиту человека, а людей, способных управлять им, еще не было. В короткий срок предстояло создать новую профессию - космонавт. Именно поэтому в январе 1960 года в одном из госпиталей собрали военных летчиков. Их выбор определила близость профессий, правда, одной - с полувековым стажем, другой - только рождавшейся.

"Для полета в космос искали горячие сердца, быстрый ум, крепкие нервы, несгибаемую волю, стойкость духа, бодрость, жизнерадостность",- так писал потом Юрий Гагарин.

Ученые, медики, психологи, баллистики, авиаторы настойчиво разгадывали формулу человек - космос. Обеспечить безопасность человека стало основным требованием к созданию космического корабля. Ученые изучали, экспериментировали. Поиск ответа затянется на несколько лет. Каждое новое продвижение по пути познания тайн космоса, каждое открытие будет ставить перед учеными новые преграды, за тенью которых находятся необъяснимые явления.

Палаты, отведенные для кандидатов в космонавты, были "заселены" полностью. Приступили к процедурам, проверкам, анализам. Их проводили по особой, экспериментальной схеме - такая еще никогда не применялась...

Каждый из приглашенных летчиков не только имел идеальное здоровье, но и был асом в своем деле. Вот несколько примеров, иллюстрирующих это.

В этой истории два героя: самолет с бортовым номером 069 и старший лейтенант Андриян Николаев.

За самолетом с номером 069 в полку укрепилась плохая слава. Однажды под ним, укрываясь от грозы, безмятежно лежал на ватном тюфяке молодой техник. Ударила молния - самолет оказался незаземленным, техника здорово тряхнуло. Молва взяла самолет на заметку.

Как-то капитан Кулачка на 069 перехватывал цель в сложных метеорологических условиях. Успешно выполнив задание, он развернул самолет к аэродрому. Сквозь толщу облаков земля не проглядывалась, пришлось вести истребитель по приборам. И вдруг навигационные приборы стали давать неверные показания: вышла из строя дальняя приводная радиостанция. Летчик доложил о случившемся на землю, горючее было на исходе. Ему разрешили выйти за город и катапультироваться. Он так и сделал и благополучно опустился на парашюте. Каково же было его удивление, когда он узнал, что самолет 069 спланировал и сел на грунт без единой поломки...

"Роковой" самолет снова на аэродроме. Нужно кому-то летать на нем, и командир эскадрильи предложил машину старшему лейтенанту Николаеву.

И молодой летчик начал летать. На второй или третий день он повел самолет в зону для выполнения фигур высшего пилотажа. На высоте шесть тысяч метров выровнял истребитель и, выполняя "горку", стремительно понесся в лазурную высь. И тут на приборной доске вспыхнула лампочка "пожар". Николаев быстро осмотрелся: бликов пламени нигде не видно. Но вот самолет тряхнуло, еще раз, еще... Николаев убрал сектор газа - толчки прекратились, вслед за этим стали убывать обороты турбины.

- Что случилось? Вы слышите меня? - волновался руководитель полетов.

- Прошу посадку,- запросил "землю" Николаев.

Истребитель зловеще снижался... Первым прибежал к приземлившемуся самолету командир полка. Он выволок Николаева из кабины, обнял, сильно, по-мужски похлопал по плечу и сказал:

- Молодец! Объяснений не надо. Награждаю тебя часами.

Самолет с бортовым номером 069 отбуксировали в ангар. Через два дня, после смены двигателя, он снова стоял на аэродроме. Николаев просил разрешения летать на нем.

- Обуздать решил? Ну, давай, давай... Правда, это не лошадка!

- Обуздаю,- сказал Николаев.

Шли месяцы. С 069 больше не случалось ЧП. Постепенно стала утихать о нем плохая молва, а потом и совсем забылась...

Или вот такая история.

Учение началось ночью. Как всегда, внезапно. Неожиданный сигнал тревоги поднял с постели лейтенанта Быковского. И случилось непредвиденное. На перехват должно было вылететь лучшее звено летчиков. Звено асов. Но один экипаж не вернулся с другого аэродрома, и звено не могло подняться в воздух.

И тогда Василий Игнатьевич Воронович, командир полка, разрешил взлет совсем молодому летчику - Валерию Быковскому. Через несколько минут его истребитель, промчавшись по полосе, исчез в облаках.

Воронович с командного пункта руководил полетом звена. Отовсюду в эту крохотную аэродромную комнатку шли доклады, стекалась информация о воздушной обстановке.

Командир тревожно припал к стеклу: с северо-запада на аэродром надвигалась темно-синяя громада туч. Воронович сердито посмотрел на синоптика: не предсказал, а теперь... Через несколько минут в небе появились всплески молний. Тишина над аэродромом сменилась ураганным ветром. Вихри столбом поднимали в небо пыль, щепу, ветошь. Все кругом гудело, стонало, утопая во мраке.

- "Сиваш", "Сиваш", я - "Беркут",- запрашивала "земля".- Приказываю всем срочно посадить самолеты.

Василий Игнатьевич, сдерживая волнение, тихо проговорил в микрофон:

- "Сиваш", "Сиваш"... Валерий, как самочувствие?

Василий Игнатьевич рукавом вытер потный лоб.

Динамик молчал.

Командир плотно сдвинул губы. Полковнику показалось, что прошло по крайней мере минут двадцать после того, как он запросил Быковского. Он успел представить себе растерявшегося в воздухе летчика. И возможные последствия. Быковский ведь летчик третьего класса, не ас. А он, старый "волк" (Вороновичу шел сороковой год), выпустил птенца в такую погоду. Риск? В летном деле рисковать нельзя...

- "Беркут",- заговорил вдруг динамик.- Я - "Сиваш 5-27". Самочувствие отличное. Возвращаюсь на аэродром.

- Валера! - сказал в микрофон Воронович, нарушая порядок переговоров.- Ты должен посадить самолет. Пожалуйста, постарайся. Посадку будешь производить первым.

- Вас понял.- Летчик говорил спокойно, казалось, он успокаивал встревоженную "землю".

Василий Игнатьевич включил аэродромный селектор:

- Всем на аэродроме. Убрать от полосы на 200 метров людей и технику. Включить аэродромные огни. Санитарную машину - к месту встречи самолетов, пожарной - первая готовность.

И "земля" - тут уж не до непогоды,- выполняя приказ, пришла в движение.

Низкие, тяжелые тучи полностью закрыли аэродром.

- Валера, голубчик,- проговорил полковник.- Не теряйся, спокойно. Иди на дальний привод. Осмотрись.

Щитки выпусти. Молодец. Дарю тебе свои бутсы. Теперь в них в футбол играть будешь. Все команды обыграете. Бутсы мои особенные, желтые. Слышу твой самолет. Очень хорошо. Включи бортовые огни. Вижу, вижу тебя! Немножко ручку на себя. Помни: тяга у тебя зверская. Правильно. Земля!..

Бутсы эти действительно особые. В полку футбол был самым популярным видом спорта. Играли все: от полковника до рядового. Но когда покупали спортивную форму, всем бутсы купили черные, а командиру полка, любимому и уважаемому Василию Игнатьевичу,- желтые. На стадион он приходил, бережно неся их в руках. Аккуратно ставил на скамейку. Осматривал поле. И начинал руководить матчем.

Но если Быковскому - а он как раз стоял в воротах - случалось пропустить мяч, то пощады ждать не приходилось. Командир вскакивал с трибуны, бежал к воротам, грозил отстранить от игры, а заодно и от полетов. Зато, когда он был доволен, как высшее одобрение твоих футбольных заслуг звучало предложение поиграть в тех самых желтых бутсах...

Вот и тогда, в полете, они здорово помогли Валерию Быковскому. Успокоили как-то. И он понял, что ничего страшного не произойдет.

Командир сдержал обещание.

Космонавт Валерий Быковский до сих пор их хранит. Как талисман. И считает, что они действительно помогают...

А уж после того как он первый раз побывал в космосе, прилетел погостить в родной полк и подарил Василию Игнатьевичу бутсы. Тоже желтые. И того же размера...

Космонавт номер четыре, один из авторов этой книги, тоже военный летчик. О том, как сменил свою профессию, есть запись в его дневнике.

"Это было в 50-х годах. Лечу на самолете. Обыкновенный полет. Неожиданно в стратосфере двигатель выключается. Возможно, виноват был сам,- например, нарушил режим пилотирования. Высота стремительно падала. Сделалось жутковато. Даже вспомнил давнего знакомого Колю Костенко, попавшего однажды в такую же переделку. Что делать?

Я мобилизовался до предела. И после моих усилий, разумеется, в дело пошли воля, знания, пилотажные навыки, опыт и желание жить - заглохшая турбина заработала!

Приземлился. Ожидал неприятного разговора или даже взыскания. Я не знал, что случилось с двигателем, каковы причины отказа. Возле самолета собрался авторитетный консилиум инженеров. Вдруг я сам по неосторожности заставил турбину замолчать, а потом "доблестно", как у нас говорят, возвращал ей дыхание?

Но после тщательного анализа случившегося претензий ко мне не возникло.

Выхожу из душной штабной комнаты на улицу. Облегченно вздохнув, направляюсь на аэродром к своему родимому самолету. У стоянки меня обгоняет газик. Из кабины выглядывает начальник штаба полка:

- Попович, вас в штаб части.

- Меня? - вновь настроение падает до нуля. Значит, анализ дал что-то новое.

- Да, вас. Точнее, в политотдел.

Неужели уже и там известно об этом случае в полете? С досадой поворачиваю назад. А мысли, как дождевые тучи, одна мрачнее другой.

К начальнику политотдела вошел настороженно, без особого энтузиазма. Вижу там старшего врача. "Видимо, и они все уже знают". Мысль не слишком радостная. Отношение к врачу у летчиков неоднозначное: он твой защитник, он же...

- Капитан Попович по вашему приказанию прибыл,- рапортую с дрожью в голосе.

Начальник политотдела смеется:

- Мы не приказывали, а приглашали. Знакомьтесь, представитель института...- и называет авторитетное, но малоизвестное учреждение.

Врач называет себя запросто, по-штатски:

- Николай Николаевич!

Тут же приглашает сесть и начинает разговор. Говорим о здоровье, о полетах, о настроении. Неожиданно спрашивает:

- На новой технике хотите летать?

- У нас техника не старая, - отвечаю не очень вежливо, с некоторой обидой на неосведомленность гостя.

- А на еще более новой? Скажем, на космической?

- Кто же от такого откажется?! Готов хоть сейчас... Но...

- Сейчас, конечно, рановато,- охлаждает доктор мой пыл.- Выслушайте до конца. Завтра, когда хорошенько подумаете, сообщите о своем решении.

Тренировка

Очень скоро я поехал в Москву".

Так все это и началось...

Военными летчиками были также Юрий Гагарин, Герман Титов, Георгий Шонин, Алексей Леонов...

Одному из них предстояло стать первопроходцем космических трасс. Георгий Шонин так вспоминает те дни:

"В трудах и заботах проходило время. Тренировки, занятия по физподготовке, лекции. Работали и жили мы дружно, почти всюду бывали вместе...

К сожалению, ушел из отряда наш товарищ - Валентин, способный и трудолюбивый парень. Когда мы начали постигать премудрости высшей математики, Валентин был единственным, кто не плутал в пределах и производных, обо всем имел ясное и четкое представление.

И, очевидно, поэтому, несмотря на отсутствие разницы в годах, иногда разговаривал с нами наставительным тоном. И вот такой серьезный человек стал жертвой нелепого случая. Случая, которого могло не быть.

Однажды мы поехали на озеро позагорать. Разделись. Утренняя прохлада не манила, а, наоборот, отталкивала от воды.

- Давайте прыгать с берега. Так проще: раз - и готово! - предложил Валентин.

- Мелковато,- засомневались мы с Быковским.

- Внимание, показываю! - крикнул Валентин и, разбежавшись, с силой оттолкнулся от берега.

Он подозрительно долго был под водой, а когда вынырнул, на вопрос: "Как дела?" - ответил как-то неуверенно: "Все путем..."

Вторым прыгал Валерий. Благополучно. Разбегаясь, я думал: "В воду нужно войти под минимальным углом". И все же проехал по дну животом.

"Слабак, плохо оттолкнулся и потому не долетел",- подумал я.

Переплыв на другую сторону, мы решили прыгать в воду с рук друг друга. Готовясь к прыжку, я оперся о головы Валентина и Валерия.

- Ой! - вскричал Валентин.- Тише, голову сломаешь!

Пришлось отказаться от затеи...

Вскоре ребята обнаружили, что Валентина с нами нет.

- Где-нибудь в кустах загорает,- предположил кто-то.

Стали кричать. Валентин не отзывался. Тогда бросились на поиски. Не найдя его нигде, засобирались домой. И там узнали, что он уже в госпитале. Перелом шейного позвонка.

Оказалось, выйдя из воды и не сказав никому ни слова, он прошагал до автобусной остановки около семи километров, держа голову навытяжку руками. Более месяца пролежал Валентин в госпитале, подвешенный за подбородок. Мы тяжело переживали то, что произошло с Валентином, будто в этом была и наша вина, старались хоть чем-то помочь ему. Узнав, что необходимо просо, чтобы избежать появления пролежней (а в магазинах его вдруг не оказалось), мы, не сговариваясь, написали своим родным, и нам со всех концов Союза пошли посылки с просом.

Молодость, конечно, взяла свое, Валентин выздоровел, но с мечтой о полете в космос ему пришлось распрощаться...

Разные это были люди, разные у них судьбы. Но из этих судеб складывался отряд, его история.

Им не пришлось слетать в космос. Но к его покорению мы готовились вместе. Наши самые первые, самые трудные шаги, все наши радости и печали были едины. И если кто-то уходил из отряда, все переживали и расставались с ним, как с самым близким и дорогим человеком..."

Весь мир ждал этого момента, весь мир понимал, что он наступит. Но все-таки, когда радиостанции Советского Союза передали весть о том, что человек полетел в космос, сердца всех советских людей забились в едином ритме восхищения и благодарности. Тот, кто был тогда на улицах Москвы, никогда не забудет этот апрельский день.

Встали у тротуара автомашины, шоферы включили приемники, считая невозможным не поделиться такой новостью с окружающими. Везде слышались слова: "Здорово, что не чей-то там, а наш, советский человек в космосе!"..

12 апреля 1961 года - начало космической эры.

На какое-то мгновение Королеву показалось, что он первым пришел в стартовый домик, посмотрел на спящих Гагарина и Титова, вышел на крыльцо и тут увидел осторожно удалявшегося врача Евгения Анатольевича Карпова.

Королев отошел на несколько шагов и как бы издалека посмотрел на стартовую площадку, на гигантское тело ракеты в оцеплении ферм, подсвеченное мощными прожекторами. Она выглядела эффектно. В усталой отрешенности Главный смотрел на творение рук своих, на детище всей своей жизни. Кажется, все готово! Каким будет утро космической эры, эры галактического плавания?! Неужто завтра! Нет, уже сегодня! Рубикон перейден! Вершится! Что-то будет?

"Пока это дело - неблагодарное, рискованное и безмерно трудное,- писал К. Э. Циолковский о воздухоплавании.- Оно потребует не только чрезвычайного напряжения сил и гениальных дарований, но и многих жертв.

...Звездоплавание нельзя и сравнивать с летанием в воздухе. Последнее - игрушка в сравнении с первым". Умное предупреждение гения.

Неторопливо и осторожно к двери, за которой спали космонавты, подошел генерал Каманин, постоял, прислушиваясь, глянул в окно, потоптался, посматривая на часы. Сейчас они шли еле-еле, но очень скоро тянувшееся медленно, время покажется одним мгновением. Иногда время имеет иное измерение...

В 5 часов 30 минут Евгений Анатольевич Карпов решительно вошел в спальню и потряс Гагарина за плечо.

- Юра, пора вставать...

Гагарин встал. Тотчас же поднялся и Титов, напевая шутливую песенку. Это была первая победа психологов: музыка стала потребностью. Доктор удовлетворенно кивал - космонавты были бодры. Предполетная программа выполнялась пунктуально.

Физзарядка и - завтрак. Космонавты с удовольствием отведали мясного пюре, черносмородинного джема, черного кофе. Выдавливая очередную тубу, Юрий не удержался от шутки:

- Такая пища хороша только для невесомости - на земле с нее можно протянуть ноги...

Давно заметили, что время на Байконуре бесконечно, а сутки растяжимы до сорока часов. Заседание государственной комиссии, начавшееся рано утром, было очень коротким. Все доклады инструкторов, инженеров сводились к скупым фразам: "Замечаний нет, все готово", "Вопросов нет, можно производить пуск". В рапорте людей, отягощенных непомерными заботами, не было веселой задористости победителей. После заседания было подписано полетное задание номер один космонавту Юрию Гагарину.

Облачать в скафандр сначала стали Титова, а Гагарина - вторым, чтобы меньше парился: хотели избежать излишней утомляемости (вентиляционное устройство скафандра можно было подключить к источнику питания только в автобусе). Экипироваться Гагарину помогал выдающийся советский парашютист Николай Константинович Никитин.

Когда Юрий был одет, работники космодрома попросили у него автографы. Юрий удивился, что к нему обращаются с такой просьбой. Он еще не знал цену своей подписи. Два дня назад, когда у него попросили автограф, ему показалось, что это была шутка.

Космонавты в сопровождении медиков вышли из домика - их встретил Сергей Павлович Королев. Главный был деловит и сосредоточен и вместе с тем выглядел усталым и озабоченным,- видимо, сказывалась бессонная ночь. "Он дал мне несколько рекомендаций и советов, которых я еще никогда не слышал и которые могли мне пригодиться в полете. Мне показалось, что, увидев нас и поговорив с нами, он стал несколько бодрее..." (Ю. Гагарин). Сергей Павлович был краток и точен, говорил афористично, но его слова были для "узкого круга".

Через несколько минут специальный автобус голубого цвета, мягко открыв двери и поглотив космонавтов, направился к стартовой площадке...

Гагарин стеснительно вышел из автобуса. Многие из тех, кто был на космодроме, уже знали его лично, всех охватило волнение. Каждый хотел на прощание обнять Юрия. Андриян Николаев, забыв впопыхах, что Гагарин уже в гермошлеме, бросился целовать Юрия, стукнулся лбом о козырек, но, потирая ушибленное место, потянулся вновь, все-таки осуществив свое намерение.

После доклада председателю государственной комиссии Юрий Гагарин сделал заявление для радио и печати. Оно уместилось на нескольких десятках метров магнитофонной пленки, но стало документом эпохи.

- Через несколько минут могучий космический корабль унесет меня в далекие просторы Вселенной. Что можно сказать вам в эти последние минуты перед стартом? Вся моя жизнь кажется мне сейчас одним прекрасным мгновением. Все, что прожито, что сделано прежде, было прожито и сделано ради этой минуты...

Первым совершить то, о чем мечтали поколения людей, первым проложить дорогу человечеству в космос... Назовите мне большую по сложности задачу, чем та, что выпала мне. Это ответственность перед всем советским народом, перед всем человечеством, перед его настоящим и будущим. И если тем не менее я решаюсь на этот полет, то только потому, что я коммунист, что имею за спиной образцы беспримерного героизма моих соотечественников ? советских людей...

Яркие лучи солнца весело освещали стартовую площадку, высекали на сосредоточенных лицах ученых, инженеров, механиков, медиков напряженные, выстраданные улыбки. Через три дня Юрий Алексеевич напишет:

"Погода благоприятствовала полету. Небо выглядело чистым, и только далеко-далеко жемчужно светились перистые облака.

- Какое жизнерадостное солнце! - воскликнул я".

На железной площадке перед входом в кабину Гагарин приветственно поднял обе руки: он прощался с теми, кто оставался на земле. До скорой встречи!

Поддерживаемый врачом и ведущим конструктором корабля "Восток" Алексеем Ивановым, Гагарин скрылся в кабине. Внизу, завороженно задрав головы кверху, стояли Главный конструктор и Юрины друзья, все те, кто провожал его в полет.

Трогательно и неостановимо историческое мгновение.

Вот голос Гагарина появился в эфире. Земля интересовалась здоровьем космонавта. Королев постоянно спрашивал:

- Юрий Алексеевич, как себя чувствуете?

- Спасибо. Хорошо, а вы?

На связь вышел будущий космонавт номер четыре.

- Юра, как дела?

- Как учили,- ответил Гагарин смеясь.

- Юра, ты не скучаешь там? - снова обратился товарищ.

- Если есть музыка, можно немножко пустить,- попросил Гагарин и чуть погодя сообщил: - Дали про любовь. Слушаю Утесова.

Наконец была объявлена пятидесятиминутная готовность. Обнаружена неконтактность входного люка, которая была быстро устранена.

Объявлена тридцатиминутная готовность. Титову разрешили снять скафандр и ехать на пункт наблюдения, где уже собрались все специалисты. Фамилия человека, который первым покинет планету Земля,- Гагарин.

Продолжается активный радиообмен. С Гагариным говорят Королев, Каманин и Попович.

Попович. Вашим здоровьем интересовались из Москвы. Передали, что вы себя хорошо чувствуете и, значит, готовы к дальнейшим делам.

Гагарин. Доложили правильно. Самочувствие хорошее, настроение бодрое, к дальнейшей работе готов. Как. по данным медицины, сердце бьется?

Каманин. Пульс у вас шестьдесят четыре, дыхание - двадцать четыре. Все идет нормально.

Гагарин. Понял. Значит, сердце бьется.

Объявлена пятнадцатиминутная готовность.

Каманин. Объявлена десятиминутная готовность. Как у вас гермошлем, закрыт? Закройте гермошлем, доложите.

Гагарин. Вас понял: объявлена десятиминутная готовность. Занял исходное положение.

Главный конструктор информировал космонавта о действиях "земли".

Королев. Дается зажигание, "Кедр".

Гагарин ("Кедр"). Понял: дается зажигание.

Королев. Предварительная ступень... Промежуточная... Главная! Подъем!

Гагарин. Поехали... Шум в кабине слабо слышен. Все проходит нормально, самочувствие хорошее, настроение бодрое, все нормально.

Королев. Мы все желаем вам доброго полета...

Гагарин. До свидания, до скорой встречи, дорогие друзья!

Отделилась первая ступень ракеты. Гагарин должен услышать, как отделилась ступень, и почувствовать резкое уменьшение вибрации. Ускорение тотчас возросло, так же как и перегрузки. На пункте наблюдения ждут доклада Гагарина... В динамиках - молчание.

Королев. "Кедр", как чувствуете себя?

Гудение динамиков: знакомого голоса нет.

Королев. "Кедр", отвечайте!

Все внимание - на динамик.

Королев. "Кедр"! На связь! Я - "Двадцатый".- И в другой микрофон: - Связь! Быстро!

Пo-прежнему молчание. Эфир не приносил ответа. Налетали невеселые мысли. Внезапная разгерметизация? Обморок от растущих перегрузок?

Неожиданно в бункер ворвался голос Гагарина:

- Сброс головного обтекателя... Вижу Землю... Красота-то какая!

Только сейчас многие из присутствующих осознали: человек в космосе! Всех охватили радость, ликование. И сразу исчезло волнение, сознание мгновенно перестроилось на прием радостных известий.

Как потом выяснилось, произошел сбой в линии связи. Всего на несколько секунд. Но как дорого стоили эти секунды Главному, его заместителям, помощникам - седых волос, сердечных болей...

А "Восток" уже был далеко от космодрома. Гагарин сделал в бортжурнале запись: "...Отчетливо вырисовываются горные хребты, крупные тени, большие лесные массивы, пятна островов, береговая кромка морей. Я видел Солнце, облака и легкие тени их на далекой и милой Земле" .

Гагарин. Полет проходит успешно. Чувство невесомости нормальное. Самочувствие хорошее. Все приборы, все системы работают хорошо. Красота!.. От "Двадцатого" указаний не поступает. Сообщите ваши данные о полете! Привет Блондину! (Так шутливо называли Алексея Леонова.)

Юрий Алексеевич рассказывал Земле об ощущении полета, передавал впечатления и результаты наблюдений, мнение о степени надежности бортовых систем и аппаратуры.

Юрий Гагарин сообщил, что пролетает над Америкой.

Всесоюзное радио передало сообщение ТАСС: "Внимание! Говорит Москва! Говорит Москва! - Знакомый голос Юрия Левитана, торжественный и тревожный, лился задушевно и широко, донося радость человеческого триумфа.- Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем сообщение ТАСС "О первом в мире полете человека в космическое пространство"

Телетайпы закончили передачу первого сообщения ТАСС. И сотни корреспондентов газет, журналов, еженедельников, радио и телевидения больших и малых стран устремились на штурм здания Телеграфного Агентства Советского Союза. В редакциях всех газет мира началась беготня - надо переверстывать выходящие номера. "Новость века" становилась гвоздем всех номеров.

"Советский Союз, впервые запустивший в 1957 году искусственный спутник Земли, первым достигший Луны в 1959 году, наконец, первым в прошлом году вернувший на Землю животных из космоса, только что дал миру своего Христофора Колумба космического пространства". Так агентство Франс Пресс комментировало новость. От французов не отставали американцы, итальянцы, немцы, англичане.

Юрий Гагарин стал своим для всех народов земного шара. Но больше всего волновалась и переживала за него конечно же Родина.

Но уже включилась тормозная двигательная установка, и корабль пошел на спуск. Посадка - самый ответственный этап космического полета: ошибка на метр в секунду при скорости восемь тысяч метров в секунду отклоняет точку приземления на целых полсотни километров.

"Когда расчетное время истекло и "Восток", по нашим сведениям, приземлился, мною овладело какое-то странное чувство: не было четкого понимания, что же делать дальше.

Было тяжело, было трудно, было напряженное ожидание, были волнения, нетерпение - и вдруг все разом кончилось. По инерции хотелось продолжать работу, а работы-то и не было" (Константин Феоктистов).

Обгоревший шар ударился о вспаханную почву - поле колхоза "Ленинский путь", в тридцати километрах юго-западнее города Энгельса, неподалеку от деревни Смеловки.

Первой, кто увидел Юрия Гагарина, была Анна Акимовна Тахтарова. Она стала известна всем как человек, который первым встретил космонавта, вернувшегося из космоса.

- Оторопь меня взяла - очень уж странно тот человек был одет, не по-нашему, и появился-то он неожиданно - с ясного неба, словно снег на голову,- рассказывала она, через несколько минут придя в себя. - Потом гляжу: человек улыбается. И до того душевная у него улыбка, что весь мой страх как рукой сняло... Забеспокоилась я, может, голоден, думаю, хотела молочком попоить. Отвечает так вежливо, а улыбку свою не прячет, что сыт, дескать, беспокоиться не надо, вот хорошо бы позвонить. Оглядела я округу, а к нам уже едут, бегут люди, поди, видели, как он с неба свалился. Военные подъехали, что на привал у нас в поле остановились.

Немного спустя спортивный комиссар Иван Борисенко, который находился в специальной группе поиска, просил Гагарина предъявить удостоверение - этого требовал спортивный кодекс, потом, записав все необходимые сведения, проверил опознавательные знаки космического корабля, на котором была надпись "Восток" СССР", и зарегистрировал три абсолютных космических рекорда: продолжительности полета - 108 минут, высоты полета - 327 километров, максимального груза, поднятого на эту высоту,- 4725 килограммов.

К месту приземления прибыла группа военных, и старший, майор Гасиев, осмотрев профессиональным взглядом место приземления, подошел к Юрию Алексеевичу Гагарину. Как и положено, космонавт отрапортовал по всей форме:

- Товарищ майор, космонавт Советского Союза старший лейтенант Гагарин выполнил...

Майор, не дослушав, поднял свою руку, останавливая космонавта:

- Не надо рапорта, Юра, ты уже майор!

В устах Гасиева это прозвучало значительнее, чем если бы Гагарину присвоили чин генерала. Соблюдая субординацию, Гасиев приложил руку к головному убору и тут же, влекомый чувством войскового братства, протянул Юрию Алексеевичу свою фуражку. Космонавт принял этот дар как выражение искренней дружественности и признания равноправия. Фуражка офицера - бесценная реликвия - с того дня хранилась в семье Гагариных.

На месте приземления установили столб со словами: "Не трогать! 12. 04. 61 г. 10 час. 55 мин. мос. вр.".

Гагарин осмотрел внутреннее оборудование корабля, его состояние после прохождения плотных слоев атмосферы. Майор Гасиев, понимая, что всякое государственное имущество надлежит сохранять, выставил у космического корабля пост.

На военной машине Гагарин в сопровождении Гасиева прибыл в расположившееся на привал подразделение и немедленно позвонил в Москву, доложил о благополучном приземлении и выполнении первого космического полета. Затем космонавт пожал руку всем, кто его встретил на поле.

- Так вот: травм и ушибов не имею,- сказал он Гасиеву.

Майор его обнял и расцеловал.

- Надо сказать нашим людям о полете.

- Раз надо, так надо!

Это был первый митинг на родной планете после возвращения Юрия Алексеевича из космического полета.

По радио передали: космический корабль "Восток" произвел успешную посадку в заданном районе. Летчик- космонавт майор Гагарин сообщил: "Прошу доложить партии и правительству, что приземление прошло нормально, чувствую себя хорошо, травм и ушибов не имею".

Прибыли представители печати. Всем хочется задать вопрос. Вопросов много, на космонавта обрушивается град просьб - можно растеряться, согнуться. Гагарин по собственной инициативе их группирует.

- Какое небо в космосе?

- Темное, товарищ, очень темное.

- А Земля?

- Голубоватая, как большой шар. Замечательная картина...

Юрий Алексеевич просит часть вопросов перенести на завтра...

Самолет "ИЛ-14" взял курс на Куйбышев. На борту врач, кандидат медицинских наук Виталий Волович, осмотрел Гагарина и констатировал: здоров, никаких изменений нет.

Услышав сообщение радио о полете Гагарина, Бернард Ловелл, директор крупнейшей в Англии обсерватории Джодрел-бэнк, заявил: "Я считаю полет Гагарина одним из величайших научных достижений в истории человечества. По моему мнению, это изумительно, что страна, почти совершенно неграмотная всего только одно поколение назад, успешно справилась с этой задачей огромного значения..."

Командующий Приволжским военным округом генерал Андрей Стученко устроил завтрак в честь первого космонавта планеты. Он передал поздравления от министра обороны СССР и главнокомандующего ВВС с успешным завершением полета, поздравил с присвоением внеочередного воинского звания майора.

Корреспондент "Красной звезды" встретился с Валентиной Ивановной Гагариной и попросил ее написать несколько строк Юрию Алексеевичу. Вытирая слезы, подавляя волнение, она прикоснулась ручкой к бумаге, не отдавая себе отчета, что этой записке отныне существовать вечно - она история: "Милый Юра! Я с Галочкой и Аленой поздравляем тебя. Мы очень рады, счастливы, что ты благополучно возвратился из космоса. Ждем тебя скорее домой. Крепко целуем, обнимаем тебя, родной наш космонавт! Твоя Валя".

Услышав сообщение ТАСС, Зоя Гагарина на какое-то время опешила: в космическом полете - Юрий Гагарин! Человек, который так всколыхнул всех людей,- ее брат. Удерживая участившееся биение сердца, она думала, как поступить, что сделать, и неожиданно бросилась бежать к матери.

- Мама! - закричала она, вбегая в дом.- Включи радио, про Юру передают.

Анна Тимофеевна испуганно обернулась, едва не уронив чугунок на пол.

- Разбился?

- Да нет, в космосе он!

- Что же он наделал? У него же две малютки, доченьки такие...- И заплакала.

ЦК ВЛКСМ от имени всей советской молодежи обратился к первому космонавту планеты Юрию Алексеевичу Гагарину с посланием: "Ко многим славным делам, совершенным советскими людьми, Вы прибавили еще одно, которому суждено остаться в веках".

После обеда врачи настояли на обязательном отдыхе Гагарина. В гостинице на высоком берегу Волги, под неустанным контролем медиков, космонавт был уложен в постель.

По радио передано обращение Центрального Комитета КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и правительства Советского Союза к Коммунистической партии и народам Советского Союза, к народам и правительствам всех стран, ко всему прогрессивному человечеству.

"Свершилось великое событие. Впервые в истории человек осуществил полет в космос.

...Это - беспримерная победа человека над силами природы, величайшее завоевание науки и техники, торжество человеческого разума. Положено начало полетам человека в космическое пространство.

В этом подвиге, который войдет в века, воплощены гении советского народа, могучая сила социализма".

Главные редакторы газет "Правда" и "Известия" позвонили в Куйбышев и имели беседу с Гагариным. Космонавт просил передать читателям сердечный привет и добрые пожелания в жизни, выразил большую благодарность ученым, конструкторам, инженерам, техникам, рабочим по созданию космического корабля.

"...Первый полет в космос,- сказал Юрий Алексеевич,- является началом многих полетов в космическое пространство. Уверен, что за первым полетом последуют другие. Думаю, что недалеко то время, когда мы сможем осуществить полет на Луну, на Марс, в другие районы необъятного космического пространства".

Под вечер Гагарин вместе с Титовым вышли побродить по берегу Волги. Наступала весна. Было хорошо. Герман, заметив, что Юрий задумался, спросил:

- Мечтаешь, что когда-нибудь вот так же вдвоем мы будем, бродя по берегу марсианской реки, любоваться заходящим Солнцем и звездочкой Землей?

- Вот было бы здорово! - рассмеялся Гагарин.

День, такой длинный - Юрий Алексеевич считал каждую его секунду - и такой короткий - все произошло так быстро, что ему было трудно поверить, уж не приснилось ли это,- кончался...

В вечернем выпуске газеты "Известия" Константин Паустовский писал: "Нам не свойственно хвастовство, но очень свойственна сдержанная вера в своих людей, в гений русского народа и еще больше - в гений человечества". "Известия" первой из советских газет напечатали биографию первого космонавта. Были напечатаны и стихи Бориса Дубровина: "Пусть дышится Гагарину легко, пусть мчится сквозь закаты и рассветы... Никто и никогда так далеко не отрывался от родной планеты".

За ужином генерал Стученко рассказал о своем участии в освобождении города Гжатска:

- Значит, это моя часть вас освободила! - счастливо заметил прославленный генерал.- А вы случайно меня не помните? Ведь я был единственным генералом, который прошел через ваш родной город.

После исторического полета Юрия Гагарина академик Королев сказал:

- Главное сделано. Путь открыт. Вслед за первым шагом последуют и остальные...

За первыми позывными человека из космоса открывалась новая страница истории, новая отрасль знания, новая сфера практической деятельности людей. С. П. Королев был уверен: теперь этот процесс неостановим. Перспективы безграничны.

Юрий Гагарин отходил ко сну, когда во всем мире газеты, радио, телевидение, отсекая на второй план внутренние сенсации, помещали сообщение о Гагарине.

1961 год ознаменовался еще одной крупной победой Советского Союза - в космосе целые сутки находился космонавт Герман Титов.

В декабре 1961 года Главным конструктором Сергеем Павловичем Королевым была подготовлена статья, подводившая итоги, ставившая проблемы на будущее. Он писал:

"...Еще мало изученные пространства космоса, несомненно, представляют большой практический интерес для решения целого ряда прикладных задач народнохозяйственного и научного значения.

Можно ожидать в ближайший период времени создания системы спутников-станций для целей связи и ретрансляций радио- и телевизионных передач, для обеспечения навигации судов и самолетов, для систематического наблюдения за погодой, а в будущем, быть может, и для некоторого активного воздействия на формирование погоды".

И далее он отмечал, что с помощью спутников и пилотируемых орбитальных аппаратов будут проводиться научные исследования Земли как планеты Солнечной системы, будут изучаться прилегающие к земной атмосфере области космического пространства и явления, связанные как с деятельностью Солнца, так и зависящие от процессов, происходящих в далеких просторах Вселенной. И, наконец, видимо, найдет свое практическое решение проблема сверхскоростной почтовой связи, грузового транспорта и пассажирских перевозок на ракетных кораблях- спутниках. А ведь всего каких-нибудь десять - пятнадцать лет назад полеты даже на реактивных самолетах были только экспериментальными, доступными лишь для квалифицированного летчика. Сейчас же советские реактивные пассажирские самолеты - один из самых быстрых, удобных и надежных видов транспорта.

Жизнь показала правильность выводов Сергея Павловича Королева. Он писал, что одной из важнейших задач является проблема встречи в космосе с другим кораблем- спутником либо с орбитальной станцией, система подхода и стыковки их на орбите. Осуществление программы ЭПАС, а также интеркосмос, длительное существование станции "Салют" - вот свидетельства гениальности ученого.

По всей видимости, говорил С. П. Королев, в дальнейшем орбитальные аппараты в космическом пространстве у Земли будут создаваться по определенной системе с расчетом их существования на своей орбите в течение весьма длительного времени. Ведь очевидно, что нельзя дальше мириться с таким относительно продолжительным полезным существованием спутников и орбитальных станций, как в настоящее время. Куда лучше будет послать к такой орбитальной станции корабль-спутник, который доставит туда дежурный персонал для контроля и ремонта, а возможно, и новую смену бортового экипажа такой станции, аппаратуру для замены, топливо и так далее. Стыковка и в дальнейшем сборка межпланетных кораблей на орбите в условиях невесомости позволят использовать новые возможности для совершенствования конструкции, а также накопить необходимые запасы топлива для старта с орбиты, как это было уже осуществлено при запуске с борта тяжелого спутника советской автоматической межпланетной станции к планете Венера.

Одной из самых увлекательных проблем, волнующих на протяжении веков умы человечества, является проблема полета к другим планетам и далеким мирам Вселенной. Сначала к наиболее близкому к Земле небесному телу - вечному спутнику нашей планеты Луне, несущей ныне на своей поверхности вымпел Советской страны, затем к ближайшим планетам Солнечной системы: опаленному Меркурию, окутанной плотной облачностью Венере, загадочному Марсу, далекому Юпитеру и остальным четырем естественным планетам.

Таковы, как он считал, межпланетные маршруты советских исследователей.

Используя современные космические ракеты, писал Сергей Павлович, можно выполнить полеты к планетам со скоростью порядка 12-15 километров в секунду.

В ближайшие годы продолжительность будущих полетов примерно со второй космической скоростью к Марсу и Венере при оптимальных условиях и с возвращением обратно на Землю составит около двух-трех лет. Такой же полет, например, к планете Юпитер потребует около шести лет, а более дальние маршруты будут освоены лишь по мере принципиального совершенствования энергетики и роста скоростей полета.

Сергей Павлович твердо верил в победу всемирного разума над безвоздушным пространством. Проблема обеспечения жизнедеятельности в таком полете может быть разрешена лишь путем создания на борту межпланетного корабля замкнутой экологической системы с постоянным круговоротом веществ для обеспечения жизни космонавтов. Энергия Солнца здесь будет использована в полной мере, как это предвидел в своих работах К. Э. Циолковский, и в то же время придется надежно защищать космонавтов от вредного излучения Солнца и других видов излучений, которые возможны в космосе.

Завершил свою статью С. П. Королев словами:

"Впереди человека ждут бескрайние просторы космоса, бесчисленные трассы новых космических полетов. И они будут, эти полеты! Нет предела смелым дерзаниям свободного человека, строящего новое, коммунистическое общество!"