Глава 2. На орбите "Восток-4"

Автору книги довелось участвовать в первой групповой космической экспедиции. Сохранились описания некоторых событий того времени, которые и воспроизводятся.

Более суток находился в космосе Герман Титов. Он пошел дальше Юрия - встретил в полете не одну, а семнадцать космических зорь.

Привез нам Герман много интересного. По пути домой, в самолете, мы с Андрияном Николаевым расспрашивали его о подробностях полета. Нам, готовившимся к совместному длительному полету, важно было знать детали суточного рейса, и прежде всего воздействие невесомости на состояние человека.

- Переносишь ее спокойно? - интересуюсь напрямик.

Герман советует:

- Тренируйте, ребята, вестибулярный аппарат. Без этого нельзя...

Уже дома, в Звездном, космонавты внимательно изучили записи наблюдений Германа, а мы с Николаевым долго еще мучили его расспросами и уточнениями, готовясь к новому, третьему старту...

Незадолго до отлета на Байконур мы с Андрияном Николаевым обживали свои корабли. Там был полностью "проигран" предстоящий полет.

С первого же знакомства мне понравилась моя работяга, как я назвал "Восток-4". Заняв свое место в кабине, проверил все системы, аппаратуру и доложил о готовности. Сидящий у пульта управления "полетом" немногословный, но требовательный оператор приказал приготовиться к старту.

Шлем скафандра закрыт. Настороженно ловлю каждую новую команду. До старта осталось десять минут... пять... одна. И наконец:

- Старт!

Нарастающий гул двигателей. Корабль дрожит, как живой. Часы отсчитывают минуты, секунды. Полное ощущение полета.

Ракетный гул медленно угасает, и вскоре в мое жилище врывается тишина. Еще сильнее обостряется представление о том, что корабль в космосе. Гляжу во "Взор", иллюзия полета почти физически ощутима. Вот разве только невесомости не хватает. За бортом медленно плывут звезды. Земли не видно. Манипулируя ручкой управления, ориентирую корабль.

Загораются и гаснут лампы на световом табло. Пощелкивают часы. Медленно вращается "глобус", скрупулезно фиксируя пролет над точками земного шара. А во "Взоре" все бежит и бежит голубая планета.

Стоит отметить любопытный факт. На пульте управления корабля "Восток-1" у Юрия Гагарина стоял "логический ключ". Первый полет был шаг в неизведанное, поэтому заранее предсказать, как воздействует космос на человека, не представлялось возможным. На случай чрезвычайной обстановки и ставился "логический ключ". Этот ключ блокировал пульт управления. Ведь не секрет, что ко многим приборам и ручкам управления корабля стоило прикасаться только со "светлой" головой. Так что после старта космонавт сначала должен был, ознакомившись с инструкцией, "открыть" пульт.

Полет Юрия Гагарина доказал - "логический ключ" лишнее в конструкции корабля.

Стояли ясные майские дни 1962 года. В полдень пригревало солнце, и распаренная хвоя источала густые сладковатые запахи. Но вечера выдавались прохладные, нередко ветреные. Из окна второго этажа профилактория мы с Андрияном любили наблюдать, как пронизанные закатом верхушки сосен розово дымились. Казалось, вот-вот они вспыхнут ярким пламенем.

Нам уже сообщили о предстоящем совместном полете. Правда, принято пока предварительное, может, даже условное решение. Но так уж человек устроен: маленькая надежда воплощается в твердое убеждение - будет именно так, а не иначе. Конечно, оба обрадовались. Как-то по-иному стали мы воспринимать окружающее. Казавшееся ранее обычным, неприметным сейчас трогало душу, наводило на воспоминания. Тихий вечер в сосновом бору... Бусины росы в паутине...

Беседовали с конструкторами, специалистами-расчетчиками. Нам были понятны их волнения и тревоги: предстояло рассчитать орбиты наших кораблей, момент старта, время сближения, посадки и многое другое.

Немало забот и у руководителя испытаний. Человек он большой энергии и таланта. Начинал свою ракетную карьеру с механика. Теперь - доктор наук, виднейший специалист по ракетной технике.

В середине июня нам сообщили, что старт намечается через два месяца. Нас ознакомили с кораблями, на которых полетим. Сравниваем их с первыми двумя "Востоками". Много новшеств в оборудовании. Они позволят выполнить более обширную программу, в том числе "плавание" в кабине. Мы помним, что за этот эксперимент кое-кто опрометчиво ратовал уже в первом полете. Но рассудительные конструкторы отвели рискованные по тому времени рекомендации. Отвязываться и "парить" не разрешили ни Юрию, ни Герману. А вот теперь на кораблях сделано все, чтобы нам с Андрияном "поплавать". На каждый такой сеанс отводится около часа.

Понравилась нам радиосистема с ее оригинальными микрофонами и репродукторами: в каком бы положении мы ни находились, могли беспрерывно поддерживать связь с Землей. В нашем распоряжении три канала приема: дальний коротковолновый, УКВ и вещательный. Четвертый - межкорабельный. Приятное впечатление произвели скафандры - элегантные и удобные.

Словом, все было наготове. Отряд жил предстартовыми заботами. Мы с Андрияном Николаевым и своими дублерами - Валерием Быковским и Владимиром Комаровым - проходили последние проверки в Звездном.

В профилактории мы проводили последние предстартовые дни. И отдыхали, и готовились. По вечерам обсуждали жгучие космические проблемы. Они касались завтрашнего дня и более отдаленного будущего. Читали научную литературу, где речь шла о радиационных поясах вокруг Земли и плотности верхней атмосферы, происхождении полярных сияний и "солнечном ветре", космической навигации и надежности кораблей, возможностях человеческого организма и о многом другом.

В эти часы вечерних раздумий обо всем на свете думалось светло и легко. Именно они, вечерние зори, властно потянули меня к поэзии. Я взялся за перо. Мой заветный блокнот с цифрами и только мне понятными табличками пополнился еще и стихотворными строками...

Сегодня отъезд на космодром. Позавчера состоялось традиционное собрание. Выступили мы с Андрияном и наши дублеры. Говорили о своей готовности с честью оправдать высокое доверие. Юрий Гагарин и Герман Титов дали свои деловые напутствия. Алеша Леонов выпустил очередной номер "Нептуна", благословлявшего нас "на высоту, скорость и сближение".

Скоро придет машина. Чемодан уложен. Там самое необходимое. Книги, блокнот, подаренный моим тренером специально для космоса. А в блокноте - цветы. Засушенные ромашки. Это - давний подарок жены. Помнится, еще будучи курсантом, ехал я с Востока на Запад. В Новосибирске меня должна была встретить Марина. Она принесла огромный букет глазастых желто-белых цветов. Они еще пахли лугом и росою. В записке Марина написала: "Ромашки - это цветы аэродромов. Они первыми встречают нас после полетов. Люби их, как небо".

И еще в блокноте - сложенный вчетверо портрет Ленина на шелке. Подарила мне его художница, друг нашей семьи Анастасия Петровна. Говорит, пусть в космосе побывает. Что же, символический подарок.

8 августа мы были уже на космодроме. И сразу отправились в монтажный зал посмотреть на свои корабли. Мы уже были с ними знакомы, осмотрели, ощупали все детали. Но сейчас наши звездолеты, как и мы сами, обретают, так сказать, предстартовую форму.

...9 августа в 12 часов я снова в монтажном зале. Производится стыковка корабля с ракетой-носителем. Идет "прозванивание" линий. Монтажники обступили корабль и ракету.

Меня радует слаженная виртуозная работа бригадира и крановщика. Крановщик с удивительной точностью, медленно и осторожно подводит корабль к ракете. Бригадир, молодой, стройный, с открытым русским лицом, подает последнюю команду, и корабль впритык останавливается у ракеты, не отклонившись в сторону ни на один миллиметр. Это при такой махине! Поставлены крепежные болты. Стыковка закончена.

Уже 12 часов. Время обеда, но никто не расходится. Нужно закончить подготовку ракеты и надеть защитный колпак на корабль. Плавно подводится колпак и точно садится на свое место.

9 августа, 15 часов 40 минут. Все готово к выезду на стартовую площадку. Инженеры и монтажники сбились в кучу, оглядывают космический корабль.

Подается команда, раздвигаются ворота монтажного корпуса, и ракета с кораблем начинает свой последний путь по Земле.

Это всегда волнующий момент, словно расстаешься с кем-то дорогим и близким. Электровоз движется настолько медленно, что мы спокойно, не спеша идем рядом и не отрываем от ракеты глаз. Сколько ни смотри на это величественное сооружение - не налюбуешься.

Наконец мы - на стартовой площадке, и очень скоро ракета стоит на своем "рабочем" месте, поблескивая серебром. Снова ее облепили монтажники, а мы спешим обратно в монтажный корпус, где кончается сборка второго корабля.

10 августа, 9 часов 15 минут. Поднимаюсь на лифте к кораблю, на котором завтра полетит в космос Андриян Николаев. Мягкий электрический свет освещает кабину. Чистота - как в хирургическом кабинете. Приборы, масса приборов заполняют все стены кабины. Небольшой глобус. Все под рукой у космонавта. Удобно. Уже не один раз я осматривал кабину и работал в ней, кажется, можно бы привыкнуть, но нет, непонятное волнение овладевает при последней генеральной проверке корабля.

Поражают замечания специалистов-испытателей по разным деталям. Ничто не ускользает от их глаза. То, что другой не заметит или пропустит, они заметят и не пропустят! На верхнем мостике корабля работают совершенно свободно несколько человек. Пробыв там около часа, спускаемся вниз.

10 августа, 11 часов 30 минут. Только что закончилась традиционная встреча и прощание Николаева со стартовой командой...

Все, кто принимал участие в подготовке ракеты и корабля к полету, образовали каре. Установили импровизированную трибуну. Сколько задушевных и теплых слов было сказано в адрес Андрияна! Запомнилось одно очень короткое выступление:

- Будь спокоен, дорогой наш Андриян. Твой корабль подготовлен отлично, потому что это делалось не только нашими руками, но и нашими сердцами!

11 августа, 10 часов. В 7 часов утра я уже в знаменитом одноэтажном домике, где обычно проходит последний медицинский осмотр и где летчиков одевают в космическую одежду.

Вскоре приехал Андриян, веселый, оживленный, чисто выбритый. Измерили пульс - 70 ударов в минуту. Последний тщательный медосмотр закончен. На Андрияна надевают все датчики и специальное белье. Затем переходим в другую комнату, где на него натягивают космическую одежду. Андриян садится в специальное широкое кресло, и опытные ребята (они одевали Юрия Гагарина и Германа Титова) приступают к делу.

На церемонии одевания космонавта перед полетом в космос я присутствовал впервые и потому с особым вниманием, неотрывно наблюдал за этим.

Вначале теплозащитная одежда, в которую вмонтирована система вентиляции, создающая условия для равномерного теплосъема с тела. Затем в кармашках одежды устанавливаются усилители для медицинских датчиков. После этого силовая герметическая оболочка (основа скафандра) серо-голубого цвета. Она сшита из очень крепкого и прочного материала, обеспечивает подвижность космонавта при избыточном давлении. Сверху - яркая оболочка оранжевого цвета. Затем зашнуровывается специальная обувь.

Несмотря на то что работают два мощных вентилятора, в комнате душно. Андриян просит пить, и тут же из холодильника подается холодная, запотевшая бутылка боржоми.

В оранжевой оболочке несколько кармашков, туда вкладываются такие вещи, как блокнот с карандашом. На руне часы.

Затем шлем, перчатки, и Андриян готов к полету в космос.

Подошел голубой автобус. Космонавты садятся. Впереди на специальном кресле устраивается Андриян, на другом (сзади) - дублер Валерий Быковский. Еду с ними. Около автобуса сотни провожающих.

Только выехали на асфальтированное шоссе, запели "Я верю, друзья". Андриян раскраснелся - то ли от жары, то ли от возбуждения - и тоже стал подпевать. Затем неожиданно поднял руку, стал дирижировать хором. Это еще больше воодушевило всех.

Вдали показалась стартовая площадка. Все стали прощаться с Андрияном. Я переждал всех и тоже обнял его. Тут же вынул небольшую прекрасно сделанную матрешку:

- Возьми с собой, Андриян. Если заскучаешь, будет чем поиграть.

У Андрияна заискрились глаза, и он воскликнул:

- Ребята, в космос со мной полетит матрешка! А ведь она хорошенькая, черт побери,- смотрите!

Грянул такой оглушительный хохот, что водитель оторопел и затормозил. Все кинулись помогать Андрияну укладывать матрешку в кармашек.

В это время машина подходила к стартовой площадке, и я тихо сказал:

- Помни, Андрей, матрешку вернуть, обязательно вернуть, и только мне. Я буду встречать на месте посадки.

В ответ услышал:

- Вас понял. Будет выполнено!

11 августа, 10 часов 50 минут. Как знакома эта волнующая картина - прощание космонавта с провожающими. Последние объятия, и Николаев медленно поднимается по небольшой лесенке к лифту. Остановившись на площадке, он взволнованно обращается к провожающим. Его последние слова:

- До свидания, друзья! До скорой встречи на родной советской земле!

Он быстро вошел в лифт, и тот плавно поднял его к вершине космического корабля.

11 августа, 12 часов. В бункере прохладно. Сюда пришли члены государственной комиссии. В операторской - сотни приборов, которые постоянно сообщают о состоянии ракеты-носителя, о космическом корабле и о космонавте. За переговорным пультом сидит Юрий Гагарин. У перископа - один из конструкторов. Наблюдая за ракетой, он часто отрывается, чтобы взглянуть на огромный хронометр, лежащий справа. Рядом с хронометром - предписание о точном времени старта. Слово "внимание" подчеркнуто красной краской.

В невесомости

Время неумолимо бежит вперед. Вот объявлена пятиминутная готовность.

Раздается голос Юрия Гагарина:

- Андрюша, ни пуха ни пера тебе!

- Спасибо, Юра!

Я наблюдаю за своим секундомером. Точно в назначенное время - гром двигателей. Стены бункера задрожали. Донесся голос Андрияна:

- Поехали!

...Он улетел. Когда прощались, изрек свое любимое:

- Главное, Паша, спокойствие. До встречи. Не задерживайся.

- До побачення, Андрюха! Встретимся на орбите.

И вот огнедышащая стрела унесла моего друга ввысь. Честно сказать, как-то грустновато стало без него. Может, еще и оттого, что я впервые не был связным на космодроме. Сейчас мне самому предстоит лететь. Мои прежние функции выполняет Гагарин.

Жду первого доклада с орбиты. И наконец, через 15 минут после старта, слышится знакомый, чуть глуховатый голос:

- Я "Сокол". Чувствую себя хорошо. На борту все нормально. В иллюминаторе хорошо видна Земля.

- Добре, Андрюха, добре! - кричу ему так, словно он может услышать меня.

Вместе с инженерами и рабочими вновь спешу в монтажный зал: завтра мой черед лететь. Надо еще раз посмотреть на свою "ласточку".

Поздно вечером пригласили на последний предстартовый медицинский осмотр. Доктор скрупулезно выслушал сердце, легкие. Измерил артериальное давление, пульс. Попросил показать язык. В это время "попутно" меня инструктировал специалист по ориентации. Я ответил, что неудобно показывать язык в момент столь ответственного инструктажа. Обменялись репликами, посмеялись.

И вдруг в комнату влетает инженер. Во всю мощь голоса восклицает:

- Андриян сейчас будет пролетать над нами!

Все бросились на улицу. Я, наверное, первый выскочил. В трусах, без майки. Кто-то на ходу бросил мне белый халат врача. Закутался в него и жадно шарил глазами по темному небосводу. И нашел Андрияна! Его корабль красноватой звездочкой выплыл с левой стороны и в 21. 10 прошел над нами. Я замахал неведомо откуда появившимся у меня в руках полотенцем, закричал:

- Ан-дрю-ха, здо-ро-во! Не скучай! Завтра встретимся!

Подошел врач, полушутя заметил:

- Волноваться тебе нельзя.

Володя Комаров возразил:

- Волнуйся, Паша. Обязательно волнуйся!

Я посмотрел на дублера: он и сам был в большом волнении - темные глубокие глаза светились вдохновением и чем-то таким, что трудно передать словами.

Последняя перед стартом ночь. В ней всегда есть что-то свое, неповторимое, трогательное и чуточку волшебное.

Так было всегда. Перед каждым полетом. Каждый из отлетающих, наверное, думал, как и я сегодня, о своем Днепре и своем Узине, о какой-нибудь самой неприметной тропе на лугу, пахнущей клевером, кашкой, росою...

Как ни растрогал меня отлет Андрияна и как ни волновал мой предстоящий старт, спал я спокойно. Без сновидений. Ни разу не проснулся.

Утром после физзарядки и завтрака вновь встретились с Главным. На его полноватом, с чуточку припухшими веками лице - тень озабоченности. Он-то, видать, спал неважно. Тетя Дуся, хозяйка гостиницы, шепнула: "Ночью приходил к вам в комнату. Постоял, посмотрел, как вы спите, и тихонько ушел". Прищурив свои внимательные, с лукавинкой глаза, Главный поздоровался:

- Здоровеньки булы! Як спалось?

- Спасибо! Видминно! - поспешил я ответить в тон ему.

И вот настал мой час занять место в космическом корабле. Те же традиционные проводы. То же волнующее прощание. Добрые напутствия. Кто-то, кажется Леонов, наказывает:

- Паша, пиши!

- Напишу. Обязательно, только в бортжурнале.

Леша смеется:

- Будем читать.

Стартовал я утром. В 11 часов 02 минуты 17 секунд. Мысленно представил, как под титанической машиной вскипел шквал огня. По корпусу живой волной прошла дрожь. Моя "ласточка" устремилась в зенит.

Первые секунды полета - легкие, радостные. А потом начали прижимать перегрузки. Легкость пропала. Но радость ничем нельзя было погасить. Я летел. Я набирал не испытанную доселе высоту. Через несколько минут буду нестись со скоростью 30 000 километров в час! Меня ждет невесомость. И меня ждет на орбите мой друг!

Начал наблюдение. Доложил:

- Вижу Землю. Горы. Все нормально. Самочувствие отличное!

Перегрузки постепенно стали падать. И наконец меня объяла долгожданная невесомость. Необычная легкость пронизала все мое существо. Орбитальный полет начался! Невольно вместо официального, сдержанного доклада вырвались поэтические строки марша "Голубая планета":

 Умолк могучий гул ракетных камер, 
 И отошла последняя ступень. 
 Я в невесомости, и мир как будто замер, 
 Смешались в черном небе ночь и день...

Слышу знакомый голос Гагарина:

- Как настроение, Паша?

- Настроение отличное! Все идет хорошо. Вижу Землю. Какая она красивая!

- Вместе с тобой любуемся этой красотой,- подтверждает Юрий.

Без промедления связываюсь по радио с Андрияном. В звонкой разноголосице эфира сразу узнаю негромкий голос:

- "Беркут", "Беркут", я "Сокол". Слышу тебя отлично. Как самочувствие? Прием.

Какой там "Беркут"!

- Андрюша! Слышу отлично,- отбрасываю все позывные.- Самочувствие прекрасное!

Он тоже не в силах выдержать официальный тон:

- У меня тоже все хорошо, Паша! С выходом на орбиту!

- Тебя тоже! Вот и встретились...

Да, мы встретились в полном смысле слова. Не только услышали, но и увидели друг друга. Я первый заметил Андрияна. Его корабль, выходивший из тени, вдруг осветило солнце, и он показался звездой. Мы сблизились. Расстояние между нами было всего около шести с половиной километров. По космическим масштабам и тому времени - невероятно близко. Это первый эксперимент такого сближения. А если сказать точнее, тут много нового: и само выведение на орбиту двух кораблей, и двусторонняя связь между ними, и продолжительность полета, и "плавание" в кабине.

Вскоре послали первый совместный рапорт: "В соответствии с заданием идем на групповой полет на близком расстоянии. Между кораблями установлена надежная связь. Системы кораблей работают отлично".

Началась космическая работа. Я следил за показаниями приборов, аппаратуры. Вел наблюдение за внешней средой. Обменивался информацией с Андрияном. Поддерживал связь с Землей. Проводил сеансы "плавания" в кабине. Занимался психологическими тестами. Брал управление кораблем на себя. Экспериментировал, сопоставлял данные, фотографировал Луну, Солнце. Ну и, конечно, вел записи в бортовом журнале. И еще - вел... репортаж. Да, первый в своей жизни репортаж. Писал его в маленьком блокноте, подаренном мне перед полетом моим добрым приятелем-земляком Иваном Петровичем Ващенко. Вот он, мой звездный репортаж:

"Московское время 7 часов 45 минут. Корабль летит над Тихим океаном. В кабине свет выключен. За бортом - ночь. В правый иллюминатор видна Земля, покрытая несплошной облачностью... Появилась Луна. Вот она, красавица!

Земля, точнее, облака имеют серый цвет. Корабль летит и все время вращается. Поэтому картины меняются. Сейчас в правом иллюминаторе звездное небо. Оно черное- черное! Большие яркие звезды видны так же, как и с Земли, но только не мерцают. Малые кажутся светлыми точками.

Сейчас лечу вниз головой, ибо в задний иллюминатор вижу Землю. При невесомости это все равно... Луна уже в правом иллюминаторе.

По распорядку - второй завтрак. Меня ждет колбаса и вишневый сок.

Вот это да! Бросил завтрак, ибо корабль выходит из тени. Какой вид! Вам, земным жителям, этого не увидеть на Земле. Вот это космические зори. Смотрите!

Горизонт у Земли ярко-бордовый, и сразу же темно-синяя полоса без всякого плавного перехода. Затем идет светло-голубая полоска, которая переходит в черное небо. Вот все ширится, растет, раздвигается, и появляется солнышко. Горизонт становится оранжевым, более голубым, нежным. Красиво!

Солнце вначале красное (у Земли) и довольно быстро светлеет. Светит ярко и жжет сильно. Смотреть на него почти нельзя, если взглянешь - слепнешь на некоторое время.

Все это проходит быстрее, чем я пишу. Сколько уже видел я таких зорь, и каждый раз есть что-то новое, какие- то другие оттенки.

8.45. Пролетаю над Родиной. Связь с Землей отличная.

На светлой стороне Земли горизонт более нежный, голубой. Я уверен, что наша родная Земля издали (с Луны, например) будет казаться голубым шаром.

Эх, и спешу я жить! За полтора часа проживаю земные сутки.

9.01. Корабль входит в тень. Земля принимает сначала светло-синий цвет, а затем становится все темнее, темнее - ночь! А солнце еще светит минуты полторы-две и затем скрывается.

Темно. Лишь наш вечный спутник - Луна - озаряет Землю слабым светом. Кстати, где облачности нет, Земля имеет черный цвет и отличается от неба тем, что нет звезд.

Думаю я, видимо, как и Андрей, сейчас об одном. Под нами - родная планета. До Родины далеко. Тысячи километров. Но она - рядом. Слышим ее голос. Волнуемся. Радуемся. Торжествуем".

Но это, так сказать, настроение, эмоции. А работа, дело? О них пусть расскажет бортовой журнал - мой верный и беспристрастный спутник космической жизни.

Начну с 33-го витка.

9. 55. Запросы Земли. Дорогие друзья! Спасибо за внимание. Чувствую себя отлично. Когда приземлюсь, расскажу вам много интересного. Ваш Беркут.

34-й виток.

12. 00. Отвязался полностью. Горел свет телевидения. В отвязанном состоянии чувствовал себя хорошо. Войти в привязные ремни легче, чем выйти. Надо, чтобы ничего не цепляли на левый рукав.

Лучше на правый.

35-й виток.

12. 45. При входе в тень свет в корабле надо выключить. Ночью при корабельном свете ничего не видно ни на Земле, ни в космосе. Даже звезды пропадают. А вот днем они не гаснут. Парадокс? Ничего не попишешь - космос.

13.20. По широковещательному приемнику на средних волнах слышал иностранную речь. Иностранцы говорят о нашем полете и о нашей стране. Говорят с уважением. Ну, дай бог, чтобы то было от души. Спасибо на добром слове.

Вестибулярная проба.

13.30. Пообедал. Аппетит отличный. Взял даже ДП. Подразнил Андрея воблой. Оказывается, у него нет. Бедолага аж стонет, просит хоть кусочек.

37-й виток.

15.40. Контроль самочувствия. Пульс 56. Выпил воды. Похожа на нашу, днепровскую.

Давал сверку времени.

38-й виток.

17.05. Вестибулярная проба.

17.15.Физические упражнения. Хорошая штука! "Весна" просит сверку глобуса. Дал. Все идет отлично.

17.25. Земля аккуратненько "бежит" под меня.

39-й виток.

19.30. Установил будильник - сон до 45-го витка.

45-й виток.

3.20. Сработал будильник. Сделал физзарядку. Поговорил с "Зарей".

3.45. По широковещательной радиостанции слышу песни, музыку, иностранную речь.

4.00. Получил указания от Главного.

46-й виток.

4.30. Психологические тесты. Работоспособность отличная.

5.30. Слышу песни Прибалтики. Спасибо, друзья! Москва передает последние известия.

Почему-то напало чихание. Сам над собой смеюсь: вот чихнул бы здесь Тарас Бульба. Наверняка корабль с орбиты сошел бы.

47-й виток.

6.15. Вестибулярные тесты. Не хуже, чем на Земле. Рука устойчивая.

6.20. При активной работе пульс 64-72 удара в минуту. Гигиенические условия корабля хорошие. Освещение отличное..."

Ярко виднелись созвездия, особенно созвездие Ориона, рассыпанное в экваториальной части неба и граничащее с созвездием Тельца, Близнецов, Единорога, Зайца и Эридана. В Орионе выделялись звезды первой величины Ригель и Бетельгейзе.

Земля "таилась" от нас больше, чем звезды. Целые материки и океаны скрывались под толщей облаков. Почти все время были открыты взору Африка, Южная Америка, Индонезия, Турция. Северную Америку то и дело заволакивали тучи. К сожалению, почти все время была закрыта облаками и наша страна. Очень огорчило, что, пролетая над Москвой и Киевом, я все же не смог увидеть эти близкие сердцу города.

Гляжу в один иллюминатор - светит солнце. Без светофильтра смотреть нельзя. В другом иллюминаторе черно - ничего не видно.

Одни звезды. Когда свет Луны попадает в иллюминатор, а в кабине света нет, она очень хорошо освещает приборы.

Работа выдалась горячая. В чем она заключалась? На это отвечает сама программа нашего полета. В нее входили медико-биологические и научно-технические исследования.

По заданию медиков я должен был из двух перекрытых трубочек переселить мух в одну общую и понаблюдать за их поведением. Смешно было глядеть, как эти столь бойкие на земле цокотухи становились какими-то непонятно медлительными, словно только проснулись после зимней спячки. Словом, невесомость и на них действовала. Но потом они приспособились, стали передвигаться бойчее, даже совершать в пробирке что-то похожее на полет.

И еще запомнился один эксперимент с герметически закрытым сосудом. Взял я колбу, на две трети заполненную водой, и держал ее неподвижно, в спокойном состоянии. Воздух собрался в один большой пузырь в середине колбы. Вода вокруг. Но едва я взболтнул воду, как воздушный пузырь рассыпался на дробинки. Большие и маленькие. Так и плавали они в колбе несколько секунд, порой опускаясь на дно, и не верилось, как это воздух может оказаться внизу, а вода вверху. Потом все становилось на свое прежнее место: вода по краям, воздух в центре.

Пробовал я выпустить воду на "волю". Капли выплеснутой в кабину воды плавали по моему небесному жилищу, как маленькие слюдяные звездочки, зависали в разных местах, а затем двигались к периферии и оседали на стенках.

Собственно, в полет по кабине я отправлял и карандаш, и кинокамеру, и даже сам отправлялся в это приятное "плавание".

Групповой полет планировался на трое суток. Посадку кораблей намечалось произвести в Казахстане. Если все будет хорошо, корабли посадят с помощью автоматики по команде с Земли. Если же я почувствую себя неважно или что-нибудь случится с аппаратурой корабля, предусматривается досрочная посадка в любое время полета. С помощью автоматики или ручного управления по желанию командира корабля.

Что же, и работать, и приземляться пришлось именно так, как задано было в наилучшем варианте. Каждый раз, сверяя точность работы корабля, добрым словом вспоминал я тех, чьими руками и разумом сработан этот чудесный "звездный локомотив". Может, слишком часто повторяю эти слова, но не могу не произнести снова и снова: все системы корабля работали здорово! Безупречно. Связавшись по радио, мы с Андрияном составили по этому поводу специальную телеграмму и адресовали ее советским ученым, конструкторам, инженерам, техникам и рабочим:

"Дорогие товарищи! Искренне благодарны вам за создание замечательных космических кораблей и отличную подготовку нас к полету. Желаем вам дальнейших успехов в труде на благо нашей любимой Родины".

Полет продолжался. Работал я спокойно. Отдыхал тоже. Лишь однажды сердце чуть-чуть защемило, когда мой глобус показал, что пролетаю над Днепром. Припал к иллюминатору. Сквозь капрон тумана едва проглядывалась синеватая нить днепровских излучин. Но я, кажется, видел не только эту синь воды, а и глядящие в нее вербы.

Шел сорок восьмой виток. Финальный. Зеленовато- синим полем проплыл подо мной океан. Потом, будто из сказки, выплыли алые паруса, окрашенные ярким солнцем гор. За время полета я научился по одной только окраске определять материки и океаны. Будто по карте стал ориентироваться. Южная Америка - зеленая. Африка - желтая, Азия - темно-коричневая. Тихий океан светлее Атлантического. Наши Саяны - темновато-зеленые, в синеватых накрапах таежных лесов. Кордильеры - мрачноватые, темно-серые, ощетинившиеся высокими пиками скал. А древний Памир, эта легендарная "Крыша мира", и впрямь походит на припорошенную снегом крышу дома - красную с белыми шапками снеговых завалов. Моря выделяются четче, чем океаны.

И вот настал час прощаться с вами, материки, океаны, острова и моря! Со мной уже переговорил Главный. Поинтересовался самочувствием, спросил о готовности к спуску. Я ответил коротко, по-военному: "Готов!" Связался с "Востоком-3". Андриян пожелал счастливого приземления и, верный своей привычке, посоветовал:

- Главное - спокойствие, Паша.

- Спасибо, Андрюха, за совет. До встречи на Земле.

Расчет на посадку шел точно по заранее намеченной программе. Место приземления - расчетное, у Караганды. Очень внимательно проверил правильность ориентации корабля, включил тормозную установку. Приятная небольшая перегрузка и - корабль идет на снижение.

Ура-а! Все позади, до Земли осталось всего лишь 8-10 километров! Это рядом!

Теперь уже никуда не денешься - только на Землю! Можно песни петь, что и делаю...

Немного времени ушло на снижение с орбиты до высоты катапультирования. Легко сработал отстрел крышки катапультного люка, автоматика моментально включила парашютную систему. Рванулось ввысь белое пламя шелка и тут же распласталось облаком над головой. До свидания, небо! Ты было прекрасным. Встречусь ли вновь с тобой?

Внизу черные полосы пахоты, желтая стерня. А чуть в стороне сереет треугольник, вытканный диким разнотравьем. На него опускается мой парашют. Падаю наземь и, набрав полную пригоршню пыльной земли с сухими стеблями полыни, подношу ее к лицу. Чем она пахнет? Сразу трудно сказать... Сеном, дождем, далеким детством. Родными узинскими полями повеяло от той дикой, терпкой травы. Радость и сладкая боль сдавили горло...

С Андрияном мы встретились в Караганде, в аэропорту, куда нас доставили самолеты поисковой группы. Обнялись, расцеловались, как братья. Да, теперь мы братья. Космос породнил нас. Андриян выглядел совсем неплохо. Может, чуточку побледнел. Еще бы - четверо суток в полете! Он похлопал меня по щеке и, вспомнив, как я дразнил его вяленой рыбой, сказал:

- А ты на вобле отъелся...

Но то была шутка. Оба мы малость потеряли в весе.

Вначале остановились в гостинице аэропорта, где обычно отдыхают аэрофлотские экипажи.

Пока ели, к домику гостиницы стекался народ. Я, наверное, впервые подумал с тревогой, что придется встретиться с большой массой людей. Как вести себя, что сказать им? Андриян, видимо, был озадачен тем же. А гул человеческих голосов нарастал. Люди начали скандировать, вызывая нас. Я толкнул Андрина:

- Пошли.

И, как были в майках, вышли на улицу. Кто-то крикнул:

- Выше поднимитесь! Не видно!

Пришлось взобраться на стоящий у крыльца стол. Мы не знали, куда девать руки. Когда наконец стих шквал аплодисментов, Андриян прошептал:

- Давай говори...

- Нет, ты первый...

Андриян начал тихо-тихо. Он рассказал о конструкторах и рабочих, о нашем полете. Потом говорил я.

После короткой передышки в Караганде летим на Волгу. Здесь наш традиционный послеполетный отдых. Первым нас встречает Гагарин:

- Ну, вот вы и дома, ребятки!

Первый душ после космоса. Медосмотр. Отдых. Доклад о полете членам государственной комиссии. Первая пресс- конференция. Бегу к телефону. Слышу тихий, прерывистый мамин голос. Плачет. Успокаиваю ее:

- Ведь я уже дома, мама. Все хорошо.

- Ни, це не дома, Павлушо. Приижджай скориш. Ждемо.

Отец говорит более спокойно:

- Молодец, сынку!

Вечером долго бродили но берегу Волги. Андриян все время спрашивал:

- Красивая наша Волга?

- Очень. Примерно как Днепр.

На следующий день отправляемся в Москву. Командир лайнера Е. Калиновский предложил мне сесть за штурвал. Что ж, тряхнем стариной! Машина хоть и тяжелая, но повинуется рулям легко.

Москва уже рядом. К нам пристраиваются истребители эскорта.

Самолет приземлился. Подан трап. Мы с Андрияном тщательно осматриваем друг друга, поправляем тужурки, фуражки. Герман шутя и всерьез напоминает:

- Проверьте шнурки, ребята. А то у Юры тогда один шнурок развязался...

Спускаемся по трапу. Идем размашистым строевым шагом. Докладываем руководителям партии и правительства о выполнении задания.

Митинг на Красной площади. О нем все известно. Пересказывать не буду. Хочется только упомянуть двух человек. Они стояли не на трибуне Мавзолея, а там, где бурлило человеческое море, у самого берега живой реки, и махали нам выцветшими летними шляпами. На митинге я увидел конструктора кораблей и седоусого рабочего, с которым встречался в сборочном цехе. Шепнул Андрияну, и мы выразили свою благодарность сплетенными над головой руками.

Вечером Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР, Совет Министров СССР устроили большой прием в Кремле. Трудно передать то волнение и радость, когда нам с Андрияном вручили ордена Ленина и Звезды Героев Советского Союза.

21 августа в актовом зале Московского государственного университета имени Ломоносова состоялась пресс- конференция. Академия наук и МИД СССР пригласили более 2000 человек. Первым слово взял президент Академии наук СССР М. В. Келдыш. Он вручил нам золотые медали имени К. Э. Циолковского. Затем выступили академик А. А. Благонравов и профессор В. И. Яздовский. Предоставили слово и нам с Андрияном. Мы рассказали о своем полете, затем ответили на самые разнообразные, порой неожиданные вопросы журналистов.

Первому пришлось отвечать мне.

ВОПРОС. Чем вы питались во время полета, какие напитки употребляли? (Смех в зале.)

ОТВЕТ. Я должен сказать: ели самую настоящую, земную пищу, употребляли только безалкогольные напитки. (Смех.)

ВОПРОС. Вы занимались в космосе гимнастикой. Достаточно ли было места и выполняли ли вы Прыжки?

ОТВЕТ. Места было достаточно. Мы с удовольствием выполняли физические упражнения. Прыжки в невесомости я предоставляю возможность делать корреспонденту.

ВОПРОС. Многие органы американской печати с крайним раздражением отрицают связь между полетом наших кораблей и тем, что они запущены социалистическим государством, а их пилотами были коммунисты. Утверждают, что социалистическая система тут ни при чем.

ОТВЕТ. До Великой Октябрьской социалистической революции в России было очень много талантливых ученых: Циолковский, Кибальчич и многие другие, но они не могли свои идеи и мысли воплотить в дела. Только Великая Октябрьская социалистическая революция дала возможность полностью раскрыться нашим народным талантам. Могу привести такой пример: я сейчас летчик- космонавт, а отец у меня простой рабочий, кочегар. Так что социалистическая система очень при чем! Именно социалистическая система как раз и является той стартовой площадкой, откуда мы запускаем свои чудесные космические корабли.

После этой пресс-конференции у нас, в Звездном, состоялась своя, неофициальная. Мы с Андрияном не просто докладывали о полете, а делились опытом со своими коллегами. Валерий Быковский, который, наверное, шестым чувством угадал, что следующим полетит в космос он, спросил:

- Скажите, ребята, что больше всего вам запомнилось при возвращении на Землю?

Я ответил искренне:

- Мне больше всего запомнился запах полыни.

Все засмеялись. Валерий кивнул головой:

- Понимаю, Паша.

Я очень соскучился по родным местам и во сне не раз видел свой Узин, Днепр, Киев, Васильков... А тут еще письма, телеграммы: "Приезжай. Ждем". Как только выдалось свободное время, полетел на Украину.

Под крылом полуденного марева выплывают золотые купола Софийского собора. Здравствуй, Киев! Здравствуй, седой, многострадальный и славный град моих пращуров!

А вскоре показалась ниточка Васильковского шляха. Бегут, бегут по сторонам вербы и клены, тополя и молодые яблоневые сады. Где-то там добрый старый ясень! Снимаю фуражку! Добрый день, мое незабвенное детство!

А вот и Белая Церковь. Стадион до отказа забит народом. Беру себя в руки, как можно спокойнее шагаю навстречу собравшимся. Обнимаемся, трижды, по-русскому обычаю, целуемся. Наклоняюсь к микрофону и, кажется, не своим голосом начинаю:

- Дорогие друзья! Дорогие земляки мои! Велике вам спасиби! Дякую!

Теперь дорога в Узин.

Вечером в родительском доме звучали песни. Пели все - и гостивший у нас Иван Семенович Козловский, и голосистые узинские девчата, и батько мой, и пожилые женщины, и я... Перепели, наверное, все наши народные песни, потом перешли на современные. Лишь поздно ночью утихли голоса над Узином. Но я долго не мог уснуть. Вышел на улицу. До первых петухов бродил по тихому отцовскому саду.

На второй день побывал в школе. Посидел за своей партой, поговорил со своей первой учительницей, рассказал ребятам о космосе. Пионеры приняли меня в свою дружину и повязали красный галстук, с которым я расстался почти двадцать лет назад, но который навсегда для меня - символ незапятнанной чести.

Во второй половине дня едем в колхоз имени Шевченко. Прямо у околицы нас встречают по-праздничному одетые девчата. Они поют величальные припевки и надевают мне на шею огромный венок из луговых цветов. Угощают краснобокими яблоками, сочными грушами.

Идем в клуб. Свинарка Вера Гринжевская объявляет, что ее бригада коммунистического труда зачислила меня в свой состав. От души благодарю девушек и заверяю, что если не на ферме, то в своем деле постараюсь быть достойным членом бригады.

С Николаем Ивановичем Кушнаревым - председателем артели - отправляемся в поле. Он с гордостью показывает хозяйство.

Девчата из "моей" коммунистической бригады просят рассказать про Андрияна. Какой он? Не думает ли жениться? Смех, шутки. На все лады расхваливаю друга. Насчет жениться - умалчиваю. Отсюда же, из колхоза, посылаю ему поздравительную телеграмму - у него сегодня день рождения - с "поклоном от тысячи невест". Мои земляки тоже поздравили Андрияна.

Быстро пролетели дни пребывания в родном селе. Сердечно прощаюсь с земляками. Спешу на встречу с трудящимися Киева.

...Кортеж движется дальше, по шумным и нарядным улицам Киева. Возле памятника В. И. Ленину шофер притормаживает. Я отдаю честь великому Ильичу...

Торжества на Украине, как и в Москве, запомнились мне на всю жизнь. И где бы я ни был - у арсенальцев или на фабрике Карла Маркса, у писателей или ученых, в Дарнице или Каневе - всегда думал об одном и том же: до конца дней своих останусь в неоплатном долгу перед моим народом, давшим мне крылья..."

После стартов "Востока-3" и "Востока-4" были другие космические экспедиции. Но речь о них пойдет в других главах.