Я бы сказал: все мы участники. Бывает так, что ни один
капитально не видит, ни другой. Спорят. Ощупью идут.
И приходят в конце концов к единому мнению. Мы не решаем
приказом и никогда не давим: "Нет, ты подпиши вот такое
решение или такую инструкцию!" Надо, чтобы люди разобрались,
чтобы были убеждены. Разве может один руководитель
все предусмотреть? Не может! Космический корабль - плод
коллективного труда. Одному человеку, как бы он ни был
талантлив, все задачи решить не под силу. Так что -
все мы участники.
С. П. Королев
Еще не было Звездного городка с аллеей Космонавтов, домами-башнями, научными центрами, тренажерными комплексами - только солнце блуждало среди берез в подмосковном лесу. Еще никто всерьез не верил, что очень скоро космонавтика станет реальностью, а Королев уже готовил разведку боем. На проект "Восток" работали десятки конструкторских бюро, научно-исследовательских институтов, заводов. Отдельные узлы корабля сотни раз испытывались на полигонах, в лабораториях. Правительство, ознакомившись с работами, выделило на исследования необходимые средства. Стоимость первых космических исследований и в нашей стране, и за рубежом была очень высока. По расчетам Т. Тейлора, каждый килограмм первого американского искусственного спутника Земли, выведенный на орбиту, обходился в два миллиона долларов. В 1968 году стоимость килограмма полезного груза, доставленного на орбиту, составляла уже одну тысячу долларов - всего лишь одно десятилетие снизило стоимость космических экспериментов в 2000 раз! Но это десятилетие еще не было пройдено. И Королев готовился к строительству самого дорогого космического корабля - самого первого.
Конструктору верили. Дело всей его жизни стало делом всей страны. И Главный не мог, не имел права обмануть надежд этой бескрайней, огромной, еще не залечившей фронтовые раны, но уже устремленной в будущее России. Через несколько лет он скажет: "То, чего мы добились в освоении космоса, - это заслуга не отдельных людей, а заслуга всего народа, заслуга нашей партии, партии Ленина". Королев был рядовым членом этой партии. И при всей своей талантливости, при всех своих наградах и званиях, обязан был выполнять порой самую мелкую, черновую работу - от этого зависел успех дела.
В то весеннее утро Главный приехал в КБ за полчаса до начала рабочего дня, долго листал план летных испытаний, думал. Ему принадлежал общий рисунок всей компоновки космического корабля, в конструкцию была заложена и часть его идей, и где-то в разных концах страны люди уже воплощали в металл общий замысел проектантов, конструкторов, ученых. Все шло нормально. Через месяц корабль доставят в МИК, "прозвонят" каждый прибор, каждый винтик, состыкуют с носителем. . . Через месяц будет старт, и он должен снова все проверить, чтобы быть уверенным твердо и наверняка.
- Как дела на заводе? - Королев снял трубку одного из телефонов.
- График ломается, Сергей Павлович. Только-только заканчиваем сборку "четверки".
Главный с хрустом разломил красный карандаш.
- В чем дело?
- То одного нет, то другого. Снабженцы...
Королев немного помолчал. В цехах завода, где закладывались "Востоки", должны были изготовить около десяти машин. Пять из них в 1960-1961-м он собирался отправить в космос. И вот выясняется, что реально готовы только три!
- Через час у меня со снабженцами будет особый разговор, - сказал Главный. - Через три часа вы получите все необходимое. Но надо ускорить! Объясните людям задачу. Скажите: Центральный Комитет партии придает особое значение реализации проекта. Люди поймут. У нас хорошие люди.
Он аккуратно положил трубку и почувствовал, как внутри все клокочет, - какие-то мелочи, нерасторопность какого-то кладовщика держали его на месте. Он просто не понимал, как можно равнодушно относиться к такому большому делу. Не верил, что есть люди, которые могут отсиживать на службе положенные часы, а потом спокойно приходить за зарплатой. Такое просто не укладывалось у него в голове. Преодолевая гигантские барьеры, Главный мог больно ушибиться о самую ничтожную преграду, поставленную равнодушным исполнителем. И такие минуты сокращали жизнь конструктора.
- Антонина Алексеевна, - Королев нажал кнопку громкой связи, - в десять ноль-ноль всех снабженцев ко мне! Всех! Где бы они ни находились.
Каждый, пусть даже очень маленький, совсем незаметный шаг действительного движения вперед был для Королева важнее тысячи программ, проектов, споров об истине. Он искал свою истину в движении, и движение приближало его к истине. Продвигаясь вперед - ругался, отстаивал свою точку зрения, требовал, поощрял, наказывал. Непомерно увеличив свой рабочий день, отказавшись даже от подобия нормального человеческого отдыха, лично проверял исполнение своих приказов и решений. Ему было нестерпимо тяжело. Но никто не должен был знать этого - главное, чтобы продвигалось дело.
Лишь однажды, в одном из писем к жене, он признался: "Мой день складывается примерно так: встаю в 4.30, накоротке завтракаю и выезжаю в поле. Возвращаюсь иногда днем, иногда вечером, но затем, как правило, идет бесконечная вереница всевозможных вопросов до 1-2 ночи. Раньше редко приходится ложиться".
К весне 1960-го в цехе главной сборки уже стояли пять новеньких, зачехленных космических кораблей. Когда заканчивали работы на последнем, позвонили Королеву. Он приехал ночью, почти под утро, долго осматривал машины, установленные на специальных ложементах, окрашенных белой эмалью. Пытался понять, на что похожи эти странные, непривычные для глаза конструкции. Не смог - сравнить было не с чем. Потом сообразил: космические корабли открывают в технике эпоху нового стиля, новых форм. С улыбкой спросил:
- Не подведут?
- На земле каждый узел проходил жесточайшую проверку.
- Батарею на первом спутнике тоже испытывали. И на перегрузки, и на прочность. Даже дни дополнительные выпросили. А устанавливать начали - забыли концы подпаять. Передатчик остался без питания. Спасибо хоть перед стартом вспомнили.
- Там радисты виноваты, Сергей Павлович.
- Вот всегда так: не наша вина, мы тут ни при чем.
Он был явно доволен, много шутил, смеялся, поздоровался за руку со старыми рабочими, которых знал в лицо и всегда называл по имени и отчеству.
- Как, Василий Иванович, - спросил одного сварщика, - не "потекут" твои швы?
- Обижаешь, Сергей Павлович. Если металл травить не будет - даю гарантию.
- Металл надежный. Это мы только поначалу не знали, что в условиях вакуума непрокатанное и некованое железо течет. Теперь мы многое знаем, Василий Иванович.
- Тогда, Сергей Павлович, вот тебе моя рука. И честно скажу, нервотрепки с этими корабликами было хоть отбавляй. И машина чересчур сложная, и изменений много по ходу вносилось. Все кляли, но делали. Надо! А если совсем признаться, потом, когда слушаешь радио, аж мороз по коже дерет. Такая гордость! Я однажды не стерпел, говорю старухе: "Мать, я на этом самом спутнике швы варил". Она за голову схватилась. "Абсолютно, - кричит, - с ума спятил. Кто ж тебя к такому делу допустит!"
- Спасибо, друзья, - просто ответил Королев. - Ваш труд не забудется. Без этих самых корабликов нам никак не продвинуться дальше. Теперь, когда они есть, мы рванемся вперед семимильными шагами. Обещаю вам это.
Через неделю Главный улетел на космодром. Он волновался, но ни во что не вмешивался, за час до старта спустился по неширокой бетонной лестнице в подземный бункер, и за ним захлопнулась тяжелая массивная дверь. Он не видел ни отблесков огня, прорезавших степь, ни ракеты, уходящей в синеву неба, - Королев все знал по мгновенным докладам операторов, и ему было тяжело все знать и ничего не видеть. Но Главный сидел на своем "штатном" месте не шелохнувшись, ни о чем не спрашивая. Все шло нормально. Вовремя разделились ступени ракеты-носителя, секунда в секунду произошел сброс головного обтекателя, закончили работу двигатели, отделился корабль. На громадной скорости он плыл в невесомости. Там не существовало понятий "верх", "низ", и корабль должен был сам определить свое положение в пространстве - в первом испытательном полете отрабатывались принципы ориентации и стабилизации, проверялись все узлы и системы, приборы, аппаратура, тормозная двигательная установка - сердце корабля. От нее, в конечном счете, зависел успех операции.
- Сережа, я включу радио, если не возражаешь? - спросил кто-то из старых друзей.
Королев хмыкнул, уткнулся в какие-то бумаги. Левитан читал сообщение ТАСС. В нем говорилось, что в течение последних лет в Советском Союзе проводятся научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы по подготовке полета человека в космическое пространство, и уже тяжелый корабль-спутник выведен на орбиту. Это произошло 15 мая 1960 года... После получения с корабля необходимых данных от него отделится герметическая кабина весом в 2,5 тонны и по команде с Земли начнет спуск. При вхождении в плотные слои атмосферы кабина прекратит свое существование - возвращение спускаемого аппарата в первом экспериментальном полете не предусматривается... Королев снова хмыкнул, неторопливо встал, убавил громкость - Главный не выносил шумихи, преждевременных заявлений. Считал: сначала нужно хорошо сделать дело, а уже потом говорить о нем во весь голос.
- Полетели в координационно-вычислительный центр, - сказал извиняющимся тоном. - Тут делать больше нечего.
Главный ожидал спуска. С каждой минутой в нем нарастало и накапливалось нервное напряжение. Он потерял сон и ходил чуть сутулясь; быть может, впервые за всю жизнь Королев не мог ничего делать. Только слушал и ждал. Ждал и слушал. За окном стоял мрак. Голоса операторов далеких станций слежения сливались в один монотонный голос. Все шло нормально.
На исходе ночи, перед самым последним витком, Земля передала на борт команду на включение программы спуска. Королев сжал пальцами подлокотник кресла. Команда прошла. Точно в расчетное время включилась ТДУ - тормозная двигательная установка. Сейчас поступит сообщение о прекращении сигнала с корабля - и можно будет вздохнуть спокойно. Наземным станциям останется лишь запеленговать ворвавшийся в атмосферу аппарат.
- Пеленга нет, - растерянно и тише обычного повторил дежурный.- Нет пеленга!
- Что?! - взорвался Королев. - Корабль догорает в атмосфере, а мы не можем взять пеленг! Немедленно установить координаты!
- Корабль... проходит... над нами, - чуть прошевелил посиневшими губами дежурный. - Станции замеряют его новую орбиту.
Главный тяжело опустился в кресло. Осознание того, что произошло, появилось стремительно, мгновенно и тут же переросло в ощущение какой-то невосполнимой утраты. Его первый корабль уходил от него навсегда. Они никогда не смогут вернуть аппарат на Землю: первому из "Востоков" суждено стать вечным скитальцем на безбрежных дорогах Большого Космоса.
- Данные телеметрии! Срочно! - громовым голосом закричал он.- Где данные телеметрии?!
- Вам бы лучше отдохнуть, Сергей Павлович, - раздался за спиной вкрадчивый голос одного из противников программы "Восток". - Вы ведь человека собираетесь отправлять. А кораблики-то становятся "Летучими голландцами".
- Шли бы вы... - Королев неожиданно улыбнулся. - А спускаться корабли когда надо и куда надо у нас все-таки будут! Обязательно будут!
- Не разделяю твоего оптимизма, Сергей, - задумчиво произнес один из руководителей эксперимента. - Итог явно неудачный.
- Почему? - Королев продолжал улыбаться. - Да, мы не достигли того, к чему стремились. Мы получили абсолютно противоположный результат. Но это тоже результат! И я не знаю, что лучше - запланированный спуск или первый в мировой практике опыт маневрирования в космосе, переход с одной орбиты на другую.
- Ты не ошибся, Сергей?
- Могу повторить. Все вы были свидетелями маневрирования аппарата в космическом пространстве. Не знаю пока, почему это произошло. Не могу объяснить. Но это произошло!
- Послушай, а как...
Но Королев, круто повернувшись, уже вышел из зала. Он торопил обработку данных по новой орбите спутника, жадно, с захватывающим любопытством просматривал информацию и требовал новую. За всей этой работой, стремительным ритмом как-то не почувствовал, что даже друзья-соратники поглядывали на него с некоторым раздражением, предчувствуя объяснение в высоких инстанциях, не понимая странного лихорадочного блеска в его красных от бессонницы глазах. Молча, не сговариваясь, все пришли к единодушному выводу: Королева постигла неудача. Никто даже не хотел предполагать, что он сам видит в этой неудаче крупную победу.
Что же все-таки произошло в космосе? Почему корабль не удалось сорвать с орбиты? Почему вместо того, чтобы направиться к Земле, аппарат устремился в противоположную сторону, занял более высокую траекторию? Быть может, отказал какой-нибудь узел? Но радиотелеметрия и система измерения параметров бесстрастно докладывали: все приборы и агрегаты спутника функционируют нормально. Круг замкнулся. Получалось, что абсолютно исправный корабль не подчинился воле людей, его создавших, и САМ стартовал в Большой Космос. Такого не могло быть. Разве что сверхъестественные силы. Но в них Королев никогда не верил.
- Баллистиков ко мне! Срочно! - приказал он.
Полчаса специалисты сидели и считали. Баллистики отдельно, Королев- отдельно. Расчеты сошлись, вывод совпал: корабль мог занять более высокую орбиту лишь в том случае, если действие тормозного импульса имело одинаковое направление с вектором скорости. Картина прояснилась. ТДУ и система управления сработали нормально. Но система ориентации почему-то не смогла правильно сориентировать спутник. Вместо того чтобы плавно развернуться тормозным соплом вперед, погасить скорость и начать падение к Земле по рассчитанной траектории, корабль практически остался в прежнем положении. ТДУ, включенная на несколько секунд, не затормозила, а разогнала его, силы земного притяжения уже были не властны над машиной, и она пошла вверх, к звездам. Тщательный анализ подтвердил: да, в системе ориентации отказал чувствительный элемент. Оказалось, узел, тысячу раз испытанный в барокамере в условиях глубочайшего вакуума, изменил логику своего поведения, начал действовать совсем не так, как на Земле.
- Теперь мы знаем: стальные шестерни, отлично работающие на Земле, могут не работать в космосе, - задумчиво сказал Королев. - Видимо, большие отрицательные температуры, естественный вакуум как-то влияют на атомную структуру материалов. Это серьезно. Очень серьезно. Придется поломать головы. Завтра, точнее сегодня, в десять ноль-ноль всех специалистов прошу на совещание.
Утром Главный сидел за столом, чуть сгорбившись, сутулясь. Темная шерстяная рубашка остро подчеркивала его бледность. Обсуждалась конструкция системы ориентации. Датчики системы оказались ненадежными, и со второго корабля, уже готового к старту, их надо было снимать. Восемнадцать специалистов проголосовали "за" и только один - молодой инженер Олег Макаров - "против". Королев с хмурым любопытством повернулся к "инакомыслящему".
- Ну что ж, докажите свою точку зрения.
- Датчики повышают надежность системы, - твердо сказал Макаров. - Их надо оставить.
- Но они сами ненадежны. И я за то, чтобы их снять, - подвел черту Главный.
- А я - против! Датчики можно довести.
Королев ничего не ответил. Несколько минут он тяжело, пристально рассматривал инженера, и с каждым новым мгновением этой паузы в кабинете становилось все тише. Все замерли, ожидая взрыва, но Главный неожиданно улыбнулся и очень спокойно спросил:
- Сколько вам, Олег Григорьевич, потребуется времени, чтобы разобраться с этими датчиками?
- Две недели.
- У нас есть только одна. Постарайтесь уложиться.
- Сергей Павлович! - не выдержал заместитель Главного по летным испытаниям Леонид Воскресенский. - Не дело это. Нельзя сейчас рисковать!
Королев улыбнулся.
- Я верю молодым. Мы все когда-то были молодыми. Однажды один молодой человек, которого я хорошо знал, противопоставил себя целому коллективу ученых и оказался прав. Сейчас может быть такая же ситуация - мы, профессора и академики, не правы, а рядовой Макаров прав.
Колос, мухи, черепаха, мышь, рыба
Так что вы, Олег Григорьевич, - он повернулся к инженеру, - плюньте на сомнения ветеранов и делайте свое дело. Через неделю жду вас. Эта неделя решит все.
Датчики остались на корабле. Королев запомнил этот случай и Олега Макарова. В год своей смерти Главный подпишет инженеру-разработчику рекомендацию в отряд космонавтов. И в кабине двенадцатого "Союза" для Олега Макарова наступит самая долгая, самая главная минута в жизни. Но тогда, за шесть лет до смерти одного и за десять до триумфа другого, все события впереди были окутаны тайной времени, и два ракетчика, не подозревая, как тесно переплетутся их судьбы в будущем, готовили старт второго корабля-спутника.
- Вижу, медики возлагают на этот полет особые надежды? - спросил как-то Королев.
- Целое поселение животных отправляем, Сергей Павлович.
- Я где-то слышал или читал, - неопределенно продолжал Главный, - что в особых условиях кусочки человеческой кожи очень долго сохраняются. Верно это?
- В принципе - да.
- Значит, если космический аппарат попадет во враждебную всему живому среду, то кусочки кожи погибнут?
- Не совсем так. Просто пришитые на прежнее место лоскутки не приживутся.
- А если приживутся?
- Это лишь подтвердит, что химизм клеток существенно не изменился.
- Вот что! - неожиданно "закипел" Главный. - Вы, я вижу, не делом занимаетесь! Почему не предусмотрели эксперимент с лоскутками кожи? Что? Где взять? Начните с меня. И немедленно!
Он не шутил. Он готов был отдать свою кожу, часть своего тела, лишь бы только узнать, лишь бы поверить, что мальчик с голубыми глазами вернется из таинственного космоса живым и невредимым. И контейнер с лоскутками человеческой кожи, собаки Белка и Стрелка, мыши, насекомые, растения, зерна злаков, некоторые микробы ушли 19 августа 1960-го на втором беспилотном корабле на орбиту и возвратились на Землю. Сомнений почти не оставалось - вероятность гарантии резко возросла. Но Королев требовал новых подтверждений. Еще три корабля с животными и научной аппаратурой отправились в путешествие. Когда приземлился последний, пятый, с собакой Звездочкой, ученые поняли: человеку открыта дорога к звездам!
До старта Гагарина оставалось восемнадцать дней. Страна Советов жила обычной напряженной жизнью. Экипаж рыболовного траулера "Н. Островский" возвращался к родным берегам из Атлантики... Ученые в подмосковном городе Дубна ставили эксперимент с частицами высоких энергий... Новый город закладывался на Волге... Братская ГЭС готовилась дать первый ток... Рабочие предприятий рапортовали о трудовых победах... И до старта "Востока" оставалось всего восемнадцать дней.
Восемнадцать ясных, хрупких весенних дней оставалось до главного старта планеты.